Он всё отдал…
…. и светлый день.
Набат души…
… он только тень.
Знание, что я слышу что-то очень важное, возникло далеко не сразу. Оно толкнуло меня как бы изнутри, я вздрогнула всем телом и закономерно проснулась.
Надо мной стоял хмурый Безымянный.
Я испуганно вскрикнула, схватившись за сердце.
— Что ты сейчас делала? — без «здрасьте» и «как дела?», спросил он.
— Спала, — пытаясь унять трепыхание в груди, ответила я.
— Я ощущал слабые потоки магии. Ты взывала к Чарам?
— Чего? — Моему удивлению не было предела. — Я просто спала и мне снилась какая-то заунывная песня.
— Ты помнишь её слова?
— Что-то там про день или тлен. Не могу точно сказать, я едва начала что-то различать, как вдруг проснулась.
— Это был не просто сон, — «обрадовал» сид.
Шумно выдохнув, я откинулась на подушку, раскинув в стороны руки. Ну, конечно, чему я удивляюсь? Теперь и сны у меня будут «не просто сны».
— А это что?
Безымянный подошел к письменному столу, на котором лежали исписанные листы бумаги.
— Да так, — попыталась я сделать вид, что перед ним обычные каракули. Но, наткнувшись на взгляд, не советующий юлить, призналась: — Ну не могу я называть тебя Грач или Безымянный! Артур — тоже идет тебе, как корове седло. — Я поднялась с дивана. — При этом, сам посуди, я же должна как-то обращаться к тебе. Вот и решила придумать что-то своё, раз ты отказываешься мне в этом помочь и носишь свое проклятие, как какую-нибудь корону. С той лишь разницей, что приколочена она к тебе гвоздями.
Я думала, что к завершению моего дерзкого монолога сид разозлится и потребует не лезть не в свое дело, но он снова удивил меня.
Мы стояли рядом, и Безымянный осторожно взял меня за руку, прижав к своей щеке.
— Прошла, должно быть, вечность, Колокольчик, с тех пор, как кто-то в последний раз заботился обо мне. Быть может, этой заботой ты всех нас и приручила. — Он печально улыбнулся. — Пусть я проклят и лишен Имени, и об этом бесчестии в Инмире знает каждый.
Его большой палец медленно поглаживал жилку на моем запястье. В том самом месте, где ветвился узор магического браслета.
— Да, я раб своего проклятия, но его, в конце концов, я выбрал для себя сам. Твои же Аспиды хоть и прикрываются статусом благородных, но прокляты они не меньше моего. Мы все — и я, и они — носим эту приколоченную корону. И только ты сияешь для нас искренне, не делая различий.
И в самом деле, в месте, где соприкасались наши тела, появилось мягкое теплое свечение. Настоящее чудо, особенно для человека, прожившего всю свою сознательную жизнь в самой что ни на есть обыденной реальности. Я смотрела на это очевидное свидетельство могущества фейских чар, и душу наполняла тихая, даже какая-то детская радость.
— Для высокородного сида твои слова как-то слишком похожи на благодарность. — Я хитро на него посмотрела.
Безымянный растянул губы в кривой улыбке, принимая мое приглашение к флирту.
— Что взять с глупого фейца? — Он наиграно пожал плечами.
— Может, поцелуй?
Я широко улыбнулась и, поддавшись порыву, привстала на цыпочки, прижавшись губами к его губам. Но едва сид потянулся за продолжением, отпрянула. Погрозила пальцем и отправилась на кухню. Там, чувствуя себя игривым подростком, гремя тарелками и дверцами навесных шкафов, прокричала:
— Я испекла пирог и тебе придется его съесть.
После ужина, когда от пирога остались только крошки, посуда была помыта и убрана, а молчаливо наблюдающий за мной мужчина доволен и задумчив, от него прилетела очередная новость.
— Если ты освободилась, то собирайся, нам нужно кое-куда сходить.
Мне это сообщение не понравилось. На часах уже набежала половина одиннадцатого. Я едва пришла в себя после утренних событий и старательно подавляла жесточайшее чувство вины, прячась за привычными домашними делами. Но едва отвлеклась на подобие нормальной жизни, как Безымянный снова напомнил мне о том, что ни на какую нормальную жизнь мне теперь лучше и не надеяться.
— Куда именно? Уже поздно.
— Самое время. Было не просто отыскать его, но я справился. Провидец согласился принять нас сегодня ночью.
— Провидец?
Признаться, ему удалось меня заинтриговать.
— Да, такой же Безымянный, как и я. Только он предпочел покинуть земли фейри и поселиться среди смертных. По слухам, он все ещё способен время от времени видеть предначертанное.
— Это, конечно, любопытно, но я не совсем понимаю, зачем к провидцу идти нам?
— Вокруг тебя, Колокольчик, происходит много такого, чего никак не может происходить. И нам нужно как можно скорее попытаться разобраться в этом, а самое главное — решить, что делать дальше.
Было видно, что Высший в очередной раз хочет напомнить мне о том, что жить, не покидая квартиры, мне вряд ли удастся, но не желая меня лишний раз волновать, промолчал.
— И провидец поможет?
— Если нам повезет, да. В любом случае, это хороший шанс и мы должны попытаться.
— Хорошо, — приняла я его правоту. — Есть что-то, что я должна знать заранее? Какие-то очередные правила фейцев?
— Нет. Он маскируется под простого старика и живет в обычной многоэтажке. Кажется, вы их называете панельными. Об оплате я уже позаботился.
Провидец оказался чрезвычайно худ и долговяз. Он напомнил мне шнурок с узлами, завязанными то тут, то там. С лица с острым подбородком и частыми росчерками глубоких морщин внимательно смотрели хищные зеленые глаза. Над высоким бугристым лбом в разные стороны топорщились кое-как остриженные, словно драные, волосы неожиданного темно-синего цвета.
Из одежды провидец носил латаный фиолетовый пиджак из вельвета, зеленую рубашку и мятые узкие штаны невнятного сизого оттенка.
Он встретил нас без приветствий. Молча велел следовать за ним и, развернувшись, сгорбленно зашаркал по полу стоптанными солнечно-желтыми тапочками без задников.
В темной захламленной квартире, обычной двушке, пахло старостью и какой-то тухлятиной. И хотя пахло несильно, но этот душный, сладковатый аромат буквально ввинчивался в мозг, пробуждая тревогу и дурные предчувствия.
Мы прошли в одну из комнат — грязную и голубую. Голубым здесь было всё: обои, шторы, ковер, продавленный диван и кресло, стоящие друг против друга. Покрытая слоем вековечной пыли люстра флегматично покачивала многочисленными подвесками из голубого стекла. Они приятно позвякивали от дуновений теплого ветерка, что влетал в комнату из распахнутой настежь балконной двери.
Похоже, провидец, так же, как и простые смертные, страдал от жары, неослабевающей даже ночью.