— В кабинете врача все волнуются, — произнес он и вдруг с неожиданным смущением поинтересовался: — У тебя там правда есть родимое пятно?
— Правда, — ответила я. — Но не родимое пятно, а крупная родинка. И не на заду, а под лопаткой.
Генрих рассмеялся.
— Боюсь, твой новый знакомый будет разочарован!
Я только руками развела.
— Имею же я право на определенное кокетство!
Генрих улыбнулся и потом заговорил уже серьезно:
— Ничего не бойся, Милли. Все будет в порядке, он не причинит тебе никакого вреда. Ты мне веришь?
— Верю, — ответила я. — И знаешь, мне очень нравится, когда ты называешь меня «Милли».
Улыбка Генриха сделалась еще шире, словно я сказала что-то очень хорошее. Нет, надо держать себя в руках, мы всего лишь друзья, которые делают одно очень важное дело, и остальные чувства могут все только испортить.
А я не хотела ничего портить. С меня хватило Игоря.
На том мы и разошлись. Генрих отправился в банк, а я села в гостиной с модным журналом и стала ждать Эбернати. Судя по пестрым статейкам, в моду снова входил античный стиль с пояском под грудью, а само платье нагло укорачивалось до колен.
Ну и правильно. Не все же подметать им дорожную пыль…
Эбернати примчался ровно в девять, и по его встрепанному виду было понятно, что он всю ночь проворочался, представляя, где именно у меня находится пятно. Я протянула ему руку для поцелуя и сказала:
— Ну что, мой дорогой? Будете умницей?
— Буду! — воскликнул Эбернати так, словно после визита к врачу планировал визит ко мне в спальню.
— Тогда везите меня к вашему замечательному доктору, — я вздохнула и дотронулась веером до виска, выражая крайнюю взволнованность. — Я так переживаю, Гектор!
— Незачем, — ободрил меня Эбернати. — У доктора Кравена золотые руки. Да вы и так это видите, я пример его искусства.
Доктор Кравен практиковал в районе с поэтическим названием «Белые сосны». По словам Эбернати это был сосновый заповедник, где власти разрешили точечную застройку, и доктор Кравен построил здесь свою клинику. Это было белое двухэтажное здание, и, когда мы вышли из экипажа у ворот, мне почему-то сделалось холодно, несмотря на жаркий день.
Внутри это была самая обычная больница. За столом в приемной сидела девушка в белом халате и такой же белой шапочке, за ее спиной стоял аккуратный шкаф с медицинскими картами. Увидев нас, она доброжелательно улыбнулась и сказала:
— Здравствуйте, господин Эбернати! Как ваша челюсть?
Эбернати дотронулся до лица и с гордостью сообщил:
— Даже не ноет! Доктор Кравен творит чудеса.
Спустя несколько минут ожидания на диванчике меня пригласили в кабинет доктора. Я со вздохом встала и, посмотрев на Эбернати, сказала, не скрывая волнения:
— Надеюсь, это будет не очень больно.
— Не волнуйтесь, моя дорогая! Доктор Кравен просто волшебник.
Что ж, хочется верить…
Кравену было около пятидесяти. Рыжеватые волосы, уже начинающие выпадать, были зачесаны назад, в аккуратно подстриженной бородке были седые мазки, бледно-голубые глаза смотрели так, что я сразу же ощутила себя не просто обнаженной, а препарированной.
Эрик Ланге был блондином. Тощим, крючконосым, с торчащими ушами. Вроде бы ни малейшего сходства между ними не было, но я все равно чувствовала, что здесь что-то не так. Я не могла сказать, что именно, но колокольчик тревоги в моей голове так и заливался нервным звоном.
— Надеюсь, Гектор не слишком вас напугал? — с улыбкой спросил Кравен после обмена любезностями и моего краткого рассказа о том, что именно мне понадобилось у врача. — Он склонен преувеличивать свои страдания и мое мастерство.
— Я не из пугливых, доктор Кравен, — призналась я. — Тем более, зачем бояться врача?
— Разумный подход, — одобрительно произнес Кравен. — Что ж, давайте посмотрим на вашу родинку.
— Беда в том, что ее постоянно цепляет корсет, — сказала я, раздеваясь за ширмой. — И я боюсь, что она может разрастись. Или переродиться в опухоль. Лучше уж удалить, тем более, в умелых руках…
Только сейчас мне стало по-настоящему страшно. Родинка действительно мне мешала со здешней одеждой, но вот так вырезать ее… Кажется, я сваляла дурака.
Кравен осмотрел родинку, отошел к своему письменному столу и велел мне одеваться. Я вздохнула с облегчением: значит, резать меня будут не сейчас.
— Элементарный случай, — услышала я его голос из-за ширмы. — Сегодня и завтра у меня уже все занято, так что давайте запишем вас на послезавтра, на десять утра.
— Договорились, — чуть ли не с радостью ответила я. — Спасибо, доктор Кравен!
— Рекомендую вам избегать открытого солнца, — посоветовал доктор, заполняя мою карточку. — И воздержитесь от спиртного до операции и еще три дня после. Как там у классика говорится, не пей вина, Гертруда…
Я поблагодарила доктора и вышла из его кабинета, надеясь, что у меня получается скрывать дрожь и ватные ноги.
Не пей вина, Гертруда?! Откуда он, черт его побери, может знать Шекспира?
- Он попаданец! Он такой же, как я!
Когда Генрих вернулся домой на обед, я бросилась к нему и рассказала все о визите к доктору Кравену. От обеда Генрих сразу же отказался; он задумчиво мерил шагами ту комнату, которую отвел под кабинет, и я видела, насколько сильно он взволнован.
— То есть, он процитировал вашего классического поэта?
— Да!
Генрих еще раз прошел по кабинету и задумчиво запустил обе руки в волосы.
— Два варианта, — сказал он. — Либо доктор Кравен сделал это случайно, просто всплыла в голове цитата в тему. Либо он как-то понял, что ты тоже попаданка. И подал тебе знак. «Я вижу, кто ты, посмотри, кто я». Как он мог это понять?
Некоторое время я сидела молча, а потом решительно принялась раздеваться. Генрих смотрел на меня так, словно я потрясла его до глубины души, и он ожидал чего угодно, только не этого. Его взгляд потемнел, пальцы нервно забарабанили по спинке кресла.
— Вот! — сказала я и продемонстрировала ему свою левую руку. — Видишь этот след? Это от прививки. Первое: ее делают в моей стране. Второе — Кравен мой соотечественник, раз опознал ее. Если это, конечно, не совпадение. Но он осматривал меня и заметил шрам.
Генрих кивнул, и я стала одеваться. Дурацкое платье, сколько раз за сегодня я его снимала и надевала!
— Что ты сделала после того, как он это сказал? — поинтересовался Генрих.
— Ничего. Поблагодарила за прием и ушла. Он будет удалять мне родинку послезавтра, — меня вдруг накрыло такой волной паники, что руки затряслись. — Генрих, что делать?
