Запах ладана и нагретого воска…
– Генератор сдох, – сказало существо, которое он, по здравом размышлении, определил как девушку.
Свечи давали ни с чем не сравнимый, тёплый золотистый свет. Он витал под сводами церкви, как золотая эльфийская пыль, дробясь в цветных витражах, рассыпаясь радужными искрами…
Мирон замер в восхищении. Запоминая, впитывая в себя текстуры золотых пылинок, мягкие короткие лучики, чудесные желтые огоньки…
– Электричества нет, в Плюс не выйти. Так что выбирай: лечиться или жрать.
Мирон с трудом оторвался от созерцания чуда.
– Кофе. Натуральный у вас найдется?
Девушка еще раз медленно, с расстановкой, оглядела его с ног до головы.
– У тебя кровь скоро из башмаков польётся, чувак. А ты хочешь кофе?
– Иначе я свалюсь.
– Хрен с тобой, – тонкие колечки в губе, брови и ушах девушки качнулись в такт. Даже показалось, он слышит нежный серебряный звон. – Будет тебе кофе.
Вниз, вниз, вниз. Мирон думал, ступени не кончатся никогда. Лестница закручивалась вокруг себя и казалось, они идут по гигантскому штопору, вставленному в каменное горло исполинской бутылки.
– Церковь – это как бы офис, – говорила девушка, шагая позади Мирона и подсвечивая ступеньки крохотным галогеновым фонариком. – А внизу мы живём. Там у нас школа, медцентр, ну и Ванны, конечно…
– Это всё вы построили?
– Конечно нет, дурачок, – он услышал короткий смешок. – Скрипторий. Древняя библиотека… Под Москвой до жопы таких мест. Некоторые залиты водой, но есть и куча сухих. Наши – те, кто их изучал – говорят, что в катакомбах можно разместить город, в два раза больше, чем нынешняя Москва.
– Ага. Ври больше.
Ему не нравился её снисходительный тон. Тощая пигалица – лет семнадцать, не больше, а обращается с ним, как с щеглом…
– За что купила – за то и продаю.
Голос её обиженно дрогнул, и Мирон подумал, что злить того, кто идёт за тобой по узкой лестнице, к тому же владеет единственным источником света – идиотизм.
– Извини. Просто в голове не укладывается. Я вообще сейчас туго соображаю.
Как бы в подтверждение, он поскользнулся. Нога, скользкая от крови, просто поехала вперед, он потерял равновесие и стал заваливаться на спину, беспомощно цепляясь за стену скрюченными пальцами.
Девушка легко подхватила его под плечи и помогла принять вертикальное положение.
– Оно и видно. Может, всё-таки в госпиталь? Ты много крови потерял… – в её голосе прорезались какие-то материнские нотки.
– Нормально всё, – буркнул Мирон, давая себе обещание впредь смотреть под ноги.
***
– Сколько тут живёт человек? – спросил он, оглядывая громадный, по современным меркам, каменный зал. Вдоль стен располагались длинные столы, вместо стульев – такие же лавки. Всё – настоящее дерево, не какая-нибудь имитация. Кое-где за столами сидели люди.
Обедали – над тарелками поднимался пар. Читали – как Мирон понял, настоящие книжки. Подсвечивая себе всё теми же свечами, вставленными в различные плашки и блюдца. Потолка зала видно не было, но почему-то казалось, что он очень высокий.
На них – его и девушку – никто не обращал внимания.
Усевшись на лавку, Мирон положил локти на стол. Тот даже не шелохнулся, стоял, как влитой. Дуб, – подумал он. – Окаменел от времени и стал крепче железа.
– Сколько нас – не твоя забота, – мягко упрекнула девушка, опускаясь на лавку напротив. Она придвинула к Мирону громадную кружку, над которой поднимался пар. – Но раньше здесь жили монахи. Те, которые переписывали книги. От руки, представляешь? Гусиными перьями, макая их в самопальные чернила… Так вот: монахов здесь жило двести человек.
Запах у кофе был не совсем таким, как привык Мирон. Более насыщенный, что-ли. Терпкий, с чуть кислинкой.
Сделав первый глоток, он испытал наслаждение, которое было почти болью.
– Я не знала, любишь ли ты с сахаром, но бросила три ложки. Тебе нужна глюкоза.
– Спасибо. Ничего вкуснее я в жизни не пил.
– Его варили в турке. На газовой плитке. Тока ведь нет…
– В турке?
Мирон представил пузатого мужика с черными, до подбородка, усищами…
– Такой ковшик с узким горлышком. Специальный. В нём раньше, сто лет назад, все варили кофе.
– Ага…
Несмотря на кофе, Мирона начало клонить в сон. Спасало только то, что лавка была твёрдая, как камень, да и стена за ней тоже…
– Как тебя зовут? – наконец Мирон вымучил вопрос. В голове раздавался звон – будто медный гонг лупили обернутым тряпьём молотом – и думать совсем не хотелось.
– Мелета.
Музы Алоадов, – вспомнил Мирон историю Трои. – Мнема – память, Аэда – песня, а Мелета – мудрость…
Хотел еще спросить, когда его отведут к этому Уммону, но рот почему-то не открывался.
***
– Проснулся?
Открыв глаза, он первым делом увидел отражение бликов света в серебряных колечках. Мелета.
– Зачем тебе это дерьмо на лице?
– И я рада тебя видеть. Пить хочешь?
Мирон хотел подняться, но помешали трубки. Они тянулись от обеих рук к пакетам с прозрачной жидкостью. Пакеты висели на облупленной медицинской стойке, каких уже лет двести не выпускают. И нахрена это всё? Почему было просто не наклеить дермов побольше?
– Ты потерял много жидкости, – поняла его взгляд Мелета. – Профессор сказал, нужно, чтобы всё прокапало… Так ты пить хочешь?
Мирон глянул на пакеты.
– Скорее, наоборот.
Кое-как сев на высокой кровати – подушка была словно из того, из столовой, дерева, а одеяло, которым его укрыли до подбородка, колючим, и немножко пахло ногами – он попытался вытащить иголки, но они были накрепко примотаны нанопорными пластырями. Не оторвать.
Бок был туго замотан той же нанопорой, как и нога. Всё это Мирон увидел, так как одежды на нём не было. Вообще.
– Твою мать…
– Подожди, не дёргайся. Я помогу
Она наклонилась так низко, что Мирон почувствовал запах её волос. Какой-то травяной шампунь… Кожа, в которую была одета девушка, негромко поскрипывала.
Тонкие пальцы Мелеты ловко разматывали пластырь, а Мирону ничего не оставалось, как пялиться ей в спину. Куртка была пошита каким-то странным способом – руками, что ли? Все швы наружу, так, что видно нитки – аккуратная, но не везде ровная строчка. Да и кожа окрашена как-то странно. Пятнами.
Очень хотелось к ней прикоснуться. Провести кончиками пальцев по чуть заметным под курткой бугоркам позвоночника, убрать тонкий завиток волос с бледной полоски кожи, что виднелась над воротником…
