Мир — наш, И в нем для каждого есть место. Настанет день, и мы посмеемся над руинами гетто.
Это была переделанная для Терезина песня, звучавшая на предвоенном авангардном концерте, которую особенно любили чешские заключенные. Позже, исчерпав запас популярных и народных чешских песен, мы затянули «Старую реку»[36] и «Якоря прочь»[37]. Казалось, будто студенческое общежитие вывезли на экскурсию. О пустых желудках было забыто, женщины смеялись, дразнили и щекотали друг друга, словно опьяненные радостью жизни дети. Даже вооруженные охранники в вагоне не смогли сдержать улыбку.
Глава 20
Когда поезд подъехал к промышленным районам Германии, двери вагонов заперли. Но и это не испортило заключенным настроения. Девушки, окружавшие А-4116 и Китти, почти все были из Праги, и лишь немногие — из провинции. Они были ровесницами и знали друг друга задолго до прихода к власти Адольфа Гитлера. Сплоченные недавними переживаниями, они поклялись до последнего держаться вместе и помогать друг другу.
Следующим вечером, когда поезд остановился в Гамбурге, перед женщинами предстала странная картина. Поезд остановился у темного ряда трехэтажных зданий с огромными раздвижными дверьми на каждом этаже. Из этих окон, словно гроздья винограда, свисали мужчины! Самые разные парни в незнакомой униформе, без опознавательных знаков, все время кричали, смеялись и явно радовались прибытию поезда с молодыми женщинами.
Женщины растерялись, а потом с улыбкой замахали им в ответ. Под надзором очень красивого и элегантного Hauptscharführer[38] СС, которого тут же окрестили Петровичем[39], в честь известного немецкого киноактера, вагон за вагоном высаживался на платформу. Женщин разделили на две группы и отправили в помещение, прежде служившее товарным складом для речных барж, по обе стороны которого стояли погрузочные аппараты. Одна сторона выходила на железную дорогу, а вторая — прямо на реку.
В полу было несколько круглых отверстий, напоминающих люки, с толстыми канатами для шкивов, Ряды коек располагались блоками по шесть штук. Со стороны железной дороги стояла низкая раковина, из центра которой выходило множество кранов. Для капо предназначался огороженный угол. Помещение было темным, напоминало пещеру, и даже летом там было очень холодно. Несколько чешских девушек сразу бросились к окнам в другом конце зала, чтобы застолбить ряд коек. Некоторые тут же забрались на скамейку, чтобы выглянуть наружу.
Ребята из соседнего здания, которых посетила похожая мысль, уже толпились у своих окон. Знакомство не заняло много времени. Поначалу имели место некоторые языковые проблемы, поскольку все они были итальянцы: дезертиры из армии Муссолини и партизаны, сражавшиеся с фашистами под началом Тито[40]. Многие из них немного говорили по-французски и на ломаном немецком. С чешской стороны звучал немецкий, французский и школьная латынь.
А в это время на другом конце склада группа новоприбывших женщин устроила настоящую водную оргию. Раздевшись догола, они брызгали друг на друга воду из кранов, совершенно не обращая внимания на то, что Петрович и несколько охранников уже несколько минут стояли в дверях и наблюдали за этой сценой. Как только девушки заметили пристальные взгляды мужчин, они все поспешили укрыться в койках, пока одна Сильва не осталась стоять в центре раковины, словно мраморная нимфа. Посмеиваясь, Петрович приказал ей спуститься и пройти в кабинет Kommando, который находился двумя этажами ниже. Можно только догадываться, что там произошло, но, вернувшись, Сильва не выглядела расстроенной и уж точно не была похожа на девушку, с которой плохо обращались.
Как только ребята из соседнего корпуса заметили у нас охранников, они тут же оставили свои позиции, но с наступлением темноты вернулись в полном составе. К сожалению, лишь одно окно располагалось достаточно близко, чтобы можно было разговаривать, в его проеме помещалось только трое, а потому приходилось занимать очередь.
Тут же начались споры по поводу того, чья теперь очередь и как долго можно разговаривать. Девочки, оказавшиеся к окну ближе всех, сразу установили монополию на раздачу места и времени в качестве особого одолжения.
Когда поезд с женщинами подъехал к станции, в дверях здания, где держали итальянцев, стоял высокий светловолосый парень, который сразу же выделил из всей толпы А-4116. Теперь они рассказывали друг другу о себе. Его звали Бруно, и он был родом из Северной Италии. Они не могли разговаривать долго, поэтому он попросил ее вернуться позже и сказал, что у него есть идея.
