Световые индикаторы сменили цвет с желтого на зеленый. Тревожный колокол подал сигнал к бою.
— Вперед! — крикнула Йеха, вскакивая раньше всех остальных.
Эша была следующей, она не сводила глаз с двери шлюза. Торопливо хлопнув ладонью по контактной панели, она еле расслышала, как дух двери произнес ее имя — набор бессмысленных звуков. В ушах зашумела кровь.
«Наконец-то, — пронеслось в ее голове. — Наконец!»
Наружная дверь шлюза впустила их и захлопнулась. Зашипел удаляемый воздух, и внутренняя створка отошла в сторону. Третья дверь, тускло-оранжевого цвета, от наружного люка, ведущего в десантный транспорт, открылась мгновением позже. Они перешли с «Тантамона» на посадочный модуль манипулы и помчались по короткому помосту к задней двери, расположенной между массивными теплообменниками титана.
Ангар уже был разгерметизирован. Женщины бежали внутри «Разбойника», слыша в вокс-бусинах бесстрастный обратный отсчет до момента высадки. При входе в машину им пришлось пригнуться, чтобы пройти в низкую дверцу. Шлюзов в титане не было, и, как только все они оказались внутри и пересекли тесный тамбур по пути к бронированной голове, машина начала заполняться атмосферной смесью. Из ниш за ними следили невидящие глаза сервиторов. Наконец маленькая дверь, ведущая в командную рубку, скользнула в сторону. Джефенир Джехан, Йеха Йеха, Мефани Огана, а затем и Эша Ани Могана забрались в тесное помещение, привычно пригибаясь, чтобы не задевать за стены и потолок громоздкими шлемами. Фенина Бол, Нефа Нен и Одани Джехан дождались, пока Эша займет свое место, а затем разошлись направо и налево, направляясь к дверям артиллерийских гнезд, находившихся в плечах титана.
Крошечное окошко над глазами-авгурами «Разбойника» пропускало лишь тусклый свет. Голова изнутри была широкой, но сильно скошенной спереди, а бо́льшую часть фронтальной поверхности занимали гнезда подключения толстых бронированных кабелей, расходящихся в стороны наподобие экстравагантных усов. Увидеть что-либо из окон было практически невозможно. Вид снаружи транслировался на большой смотровой экран, но необходимость в нем отпадала после подключения к манифольду.
Они все говорили одновременно, нажимали кнопки и щелкали переключателями, усаживаясь в кресла. Эша опустилась на потертую кожу командирского трона, слыша болтовню и своего экипажа, и всей манипулы. Волнующее предвкушение охоты захватило каждую из них.
Термин «командный трон» создавал превратное впечатление. Сиденье было лишь немногим больше, чем ложе пилота, а его мягкое покрытие весьма некстати пересекала металлическая вставка со штырьками БМУ. Даже в такой машине, как «Домине Экс Венари», в рубке едва хватало места для четырех женщин. Здесь было жарко и тесно. Но сейчас это уже не имело значения.
— Добрый день, принцепс, — раздался у нее в воксе жизнерадостный голос магоса деи-механика Омега-6.
Он был единственным полностью разумным существом на борту, не подключенным к манифольду, и всегда общался с Эшей посредством вокса. Его пост находился на реакторной палубе, и возрастающий выброс заметно искажал слова помехами.
— Мой оркестр готов сыграть прекрасную симфонию в честь восходящего солнца.
— Приветствую, магос. Для техножреца ты проявляешь необычную склонность к образной речи.
— В ином случае ты бы разочаровалась.
— Это верно. Выведи реактор на две трети пиковой мощности. Приготовься к переходу на боевой уровень.
— Все индикаторы пока в зеленой зоне. Буду молиться, чтобы они и дальше оставались в этом состоянии.
— Молись. Похоже, что битва будет тяжелой.
— Тяжелые битвы требуют тяжелой работы моего реактора.
— Тебе это известно, как никому другому, — ответила она с искренним весельем. В последнее время Эша улыбалась так редко, что было приятно вспомнить, как это делается.
Она вложила ладони и ступни в контрольные перчатки и стремена, замедлила дыхание, прикрыла глаза и с ощущением приятного предвкушения отдала команду:
— Контакт.
Нейронные импульсы отозвались в мозгу невероятной болью.
Но оно того стоило. Каждый раз.
Экипаж погрузился в ликующее молчание. Их разум вырвался из пределов плоти и через блок сопряжения объединился с машиной, ее поршнями и орудиями, до предела расширив собственные горизонты.
Для посторонних члены Коллегии Титаника очень сильно отличались от своих правителей из числа техножрецов. Они не так охотно прибегали к аугментике, как жречество Марса, и принимали бионику только для того, чтобы продолжить службу после ранения или в целях лучшего взаимодействия с машинами. Они не отрицали человеческую природу. Все это вкупе с их формой и манерой поведения больше соответствовало обычаям таких подразделений Империума, как армия и флот, а не Механикума. Для других мужчин и женщин они были такими же людьми, тогда как техножрецы представлялись пугающими киборгами. Экипажи титанов, хотя и управляли наводящими ужас орудиями войны, топчущими землю во имя человечества, выглядели вполне доступными. В отличие от техножрецов, чье маниакальное стремление избавиться от плоти в своем теле и заменить ее металлом и проводами казалось ужасной патологией.
Но посторонние ошибались. Люди, служившие в Легио, были такими же приверженцами машинного культа, как и ненавидящие плоть магосы. Они не заменяли кровь на машинное масло, но лишь потому, что в этом не имелось необходимости. Они были ближе к своему богу, чем самые верные последователи Омниссии. В бою они становились его воплощениями, агрессивными святыми и ангелами того, кто трижды един, а боль, сопровождающая каждое благодатное превращение — каждый переход между могучим бессмертным металлом и недолговечной органической сущностью, — учила их наслаждаться обоими состояниями. Любое существо могло быть человеком или машиной, но не тем и другим одновременно. И только они достигли изумительного единения священного человеческого тела с воплощением Бога-Машины и обрели в этом союзе хрупкое равновесие. Страдание означало грань между манифольдом и живым миром. Пересекая эту грань, они очищали свои души, так что даже в своих телах из плоти и крови становились апостолами самого Омниссии.
Так в своих лекциях говорил магос принципия-милитарис, князь-епископ их ордена. Эша в душе не верила ни единому его слову. Все, что она вынесла из его поучений, — благословение нейронного союза, боль при разлуке с механизмом и мощь, обретаемая при каждой трансформации.
Плохое настроение покинуло экипаж. В то время как в пустоте бушевала битва, в ангаре воцарилось спокойствие. Вторая манипула постепенно объединялась со своими машинами. Теоретически титан должен был изготовиться к бою сразу после установления связи, но из-за долгого бездействия этого не произошло. Длительный сон сделал машинную душу «Домине Экс Венари» слишком инертной, и Эша старалась ее расшевелить.
— Давай же, «Домине», — шептала она себе.
Мысли всех модератов коснулись разума командира. В ответ через них распространилось самоощущение Эши. Мысленная связь не была и не могла быть полной, но взаимодействие существовало, и порой экипаж затруднялся сказать, кто первым активировал запуск или увидел цель. Эффективность действий титана зависела от сети человеческих мыслей. Сознание модератов поддерживало Эшу пирамидой человеческих душ, вершиной которой была она сама, и это помогало преодолевать тяжесть управления неукротимой душой могучей боевой машины.
