Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Три последних года средней школы были полнокровнопрекрасными благодаря девочке Нине. И благодаря моим друзьям Славе и Мише. Когда Тузенбах говорит Ирине в «Трех сестрах»: «Впереди длинный-длинный ряд дней, полных моей любви к вам», – я вижу свою юность в окружении друзей, исполненных любви друг к другу.
О руководителе «Молодой гвардии» Наталье Иосифовне Сухостав следовало бы написать отдельную книгу.
Дочь чешского профессора, приехавшего строить новую жизнь в стране побеждающего социализма, Наталья Иосифовна неосторожно вышла замуж за человека по фамилии Томашайтис. Он был следователем по особо важным делам и в 1937 году, когда расследовал якобы вредительское дело строителей саратовского крытого рынка, посадил, скажем, не десять человек, а пять. Его самого расстреляли, а жену-актрису с волчьим билетом выбросили из жизни: выгнали из ТЮЗа, где она играла Снежную королеву в пьесе Шварца. Ясное дело, жене врага народа нельзя было работать ни в каких «культурно-массовых» учреждениях. Но каким-то чудом ее взяли во Дворец пионеров, где Сухостав и прослужила почти до конца жизни.
Она была очень эффектной женщиной. Высокая, худая до невозможности, со стремительной походкой. Чем-то напоминала Марлен Дитрих, знаковую фигуру этого поколения: короткая стрижка, тонкие губы, большие, тонко подведенные глаза. Элегантность во всем.
Наталья Иосифовна – человек, показавший нам «систему координат», прежде всего человеческих, в театре. То есть взаимозависимость, взаимовыручаемость, необходимость людей театра друг дружке, невозможность подвести товарищей. Пару раз я опоздал на репетиции, и она при всех устроила мне такие executions, что это навсегда запечатлелось в моем премьерском умишке.
Сухостав была настолько старше нас и столь безусловно авторитетна, что воспитательных мер воздействия почти не применяла. Любое ее слово воспринималось как директива. Она была дисциплинирующей и развивающей нас единицей. Ее замечания касались не столько профессии, сколько вопросов жизни, этики, что для меня было очень важно, потому что мое представление о демонстрации актерской свободы отличалось от того, каким оно должно быть на самом деле. Ее влияние на меня было столь сильно, что я и подумать не мог, что стану кем-нибудь еще, а не артистом. Она была своего рода миссионером. Никого, кроме нас, у нее не было – ни семьи, ни детей. Всю любовь она отдавала нам, своим театральным детям, что делало из нее почти святую в наших глазах.
Когда я стал взрослым и самостоятельным, для меня не было большей радости, чем посылать ей открытки изо всех уголков планеты, будь то Париж, Вена или Лондон: «Жив, здоров, люблю и помню с благодарностью». Мне было необходимо представлять этой великой женщине доказательства не зря потраченного на меня времени, труда, ее педагогического таланта. Регулярно, раз в год, мы, взрослые «молодогвардейцы», собирались в Саратове, чтобы навестить Сухостав в ее крохотной комнатке патрицианско-спартанского вида в коммуналке на улице Дзержинского. Она любила творить красоту своими руками: расписывала панно, составляла потрясающие икебаны, украшавшие ее скромное жилище. Вина моя, что я не смог заставить секретаря Саратовского обкома поменять ее маленькую неустроенную жилплощадь на нормальную квартиру… Стены комнаты, где жила Наталья Иосифовна, были сплошь завешаны фотографиями учеников. Даже когда я стал зрелым профессионалом, она была строга со мной и тревожилась, чтобы мне не «надули в уши», чтобы меня не коснулась пошлость и дурь, чтобы не погрузился я в то болото, поскольку действительно моя судьба складывалась празднично-успешно…
Конечно, мы были породнены с ней. Наше сыновнее отношение выразилось и в памятнике на ее могиле, который был поставлен Володей Красновым («молодогвардейцем», тогда ведущим актером саратовского ТЮЗа, а ныне – Московского Художественного театра), на деньги воспитанников Натальи Иосифовны.
Перебирая слова заупокойной молитвы, я обязательно называю и ее.
Наталья Иосифовна, без всякого преувеличения, – моя крестная мать в актерской профессии. А может быть, и в педагогике, которой я до сих пор отдаю немало времени.
Не думаю, чтобы Сухостав всерьез и определенно видела своей задачей воспитание молодых профессиональных артистов или что у нее был какой-то особый, продуманный и просчитанный педагогический метод. Но факт, что получалось это у нее великолепно. Еще до меня некоторые ее студийцы прорвались в актеры. А после пошел уже безостановочный поток. В результате из школьного театра Сухостав вышло сто шестьдесят актеров! Феноменальный результат для провинциального самодеятельного коллектива.
Как мне представляется сейчас, главным у Сухостав была установка на раннюю профессионализацию актера. У Натальи Иосифовны было исключительное чутье селекционера. Актерскую одаренность она безошибочно умела обнаруживать и вытаскивать на белый свет. Такого рода чутье у театральных педагогов встречается не столь часто. Смею надеяться, что подобное дарование есть и у меня. Сорок лет небезуспешной педагогической практики дают мне право сказать такое более-менее определенно. После долгих размышлений я пришел к стойкому убеждению: актера надо воспитывать с раннего детства. Принцип ранней профессионализации стал частью моей педагогической системы. Слово «система» я употребляю здесь отнюдь не в полемике или в сравнении со Станиславским. У любого педагога после десятилетий труда естественно выстраивается некая собственная система – набор методических приемов.
Ранняя актерская востребованность катализирует развитие. Как в спорте. Актер должен рано вкусить успех. Пусть наивный, как у нас в «Молодой гвардии», но обязательно еще до овладения основами ремесла. Это дает и перспективу роста, и понимание относительности самого успеха. Понимание, что в театре это как раз не главное. Что это и есть как раз самое простое.
Актер обретает свободу, только испытав успех. И чем больше успех, тем больше шансы обретения настоящей внутренней свободы, когда тебя «несет». Как у Булгакова – «За мной, мой читатель!» И вы магически следуете за ним, как за дудочкой Крысолова.
У нас слишком боятся штампов, прививаемых в дурной самодеятельности. Но это не страшно. Главное, чтобы человеку была отпущена энергетика, чтобы он мог сказать: «За мной, мой зритель!» На моей памяти не слишком многие актеры обладали этим.
Наталья Иосифовна, очевидно, хорошо понимала значение успеха, важность пребывания артиста на сцене, на публике. Она давала всем нам играть много и разнообразно, и уже в девятом классе я познал радость маленьких артистических триумфов. Это ни с чем не сравнимое ощущение – играть на сцене. Быть может, поэтому сцена была и остается настоящим праздником моей жизни, «праздником, который всегда со мной».
В «Молодой гвардии» навсегда было прочувствовано счастье ранней призванности, ранней востребованности. Полученные, быть может и не совсем заслуженно, аплодисменты были своего рода долговыми обязательствами надежды, намного опережавшими реальный вклад, реальное постижение актерского мастерства. Но они двигали вперед, открывали второе, третье, четвертое дыхание.
Пришло ощущение себя, своих возможностей… И одновременно – поразительное юношеское чувство вечности жизни, когда корневая генеалогическая система еще крепка и кажется, что ты не умрешь никогда, а впереди будут только радость, успех и счастье.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
