Часть вторая. Самозванка
Глава 20
– Ах, дорогой Розен, боюсь из нашей затеи не выйдет ничего хорошего, – граф Клермонт прогуливался по парку под руку с маркизом, в эту самую минуту упражняющимся в ходьбе с тростью, подражая походке своего великого сюзерена.
Введя моду на трости, Луи по-прежнему оставался единственным, кто виртуозно обращался с ней. Многие придворные пытались перенять стиль Его Величества, но их жалкие потуги не шли ни в какое сравнение с природной грацией потомка Бурбонов.
"Для этого, нужно родиться королём!" – добродушно посмеивался он над теми, кто в погоне за званием главного европейского модника, выставляли себя на посмешище, пытаясь хоть как-то приблизиться к великолепию своего кумира.
– Друг мой, не будьте столь пессимистичны, – маркиз изящно подкинул трость, перехватив её посередине. Этот жест, он подглядел давеча в Версале, во время королевской прогулки вокруг нового фонтана. Король вёл под руку няню своих детей Франсуазу д’Обинье, с которой неожиданно сблизился в последнее время. Весь двор недоумевал, чем эта ничем не примечательная и уже не молодая серая мышь, существующая на подачки мадам де Монтеспан, умудрилась заинтересовать самого короля, который всегда тянулся ко всему яркому и прекрасному? Редко улыбающаяся и совсем не красивая набожная вдова, с каждым днём приобретала всё большее влияние при дворе. Поговаривали, что Луи не принимает ни одного серьезного решения, не посоветовавшись перед этим со своей новой подругой.
– Пессимистичен? Да я просто в ужасе от всей этой затеей с подменой. Эта девица, на которую вы возлагаете такие надежды, не справится с ролью принцессы. Рождённый ползать, летать не сможет! Умоляю вас, откажитесь от этой заведомо провальной идеи. Девица попросту приведёт нас на эшафот.
– Ну, что вы, Клермонт, как можно? Прошло совсем немного времени, наберитесь терпения, и уверяю вас, эта, как вы её называете "девица", всех нас ещё удивит.
Граф открыл рот, чтобы поделиться своими соображениями относительно того, что он думает об этой особе, когда где-то совсем рядом, раздался испуганный вскрик, а затем в открытое окно бальной комнаты, полетела арфа. Не успел несчастный инструмент удариться оземь, когда следом за ним из окна, с верещанием вылетел сам учитель музыки.
Заключительным штрихом сей впечатляющей, но уже никого в этом доме не удивляющей картины, послужили нотные листы, что подобно бумажному дождю, посыпались сверху на бедолагу. Повинуясь чьей-то силе, окно с треском захлопнулось так, что недавно вставленные стёкла жалобно зазвенели, грозя разбиться вдребезги, если с ними ещё раз так непочтительно обойдутся.
– Удивит? – в голосе графа прозвучал сарказм, – Розен, Господь с вами, опомнитесь же наконец! Гоните в шею непокорную девку, от которой постоянно одни лишь проблемы!
Окно снова распахнулось, но только лишь за тем, чтобы из него вылетел пюпитр, который пришелся как раз по спине пострадавшего, с трудом пытающегося подняться на ноги. Учитель вновь растянулся. Беспомощно шаря по земле, он пытался найти очки, слетевшие во время падения. Нащупав, он попытался нацепить их на нос, но тут же огорченно скривился: дужки сильно погнулись, а одна из линз треснувшая от удара, раскололась прямо у него в руках.
Выругавшись сквозь зубы, мужчина принялся собирать рассыпавшиеся ноты, когда к нему подошли маркиз под руку с графом:
– Месье Фулен, что произошло?
– Ваша подопечная, господин маркиз, совершенно не обладает никаким из положенных её рангу музыкальных талантов, о чём я имел неосторожность ей сказать. Как видите, подобная новость не вызвала в ней энтузиазма, и она соизволила собственноручно показать, что не желает продолжать брать у меня уроки игры на арфе.
– Но, месье Фулен…
– Простите господа, но ученик самого господина Люлли, ни при каких обстоятельствах не должен подвергаться тому стрессу, который, по вине вашей воспитанницы пережил здесь. Я ухожу, – несмотря на нелепый вид, он попытался гордо вскинуть подбородок, который от внутреннего волнения сильно дрожал, – и очень надеюсь, что больше никогда не столкнусь с подобным унижением.
Зажав ноты и пюпитр подмышкой, он собирался в знак прощания приподнять шляпу, когда обнаружил её отсутствие. Новехонькая, из коричневого фетра с плюмажем из двух страусиных перьев, она была его гордостью, которую он с удовольствием демонстрировал везде, где появлялся. Испуганно озираясь по сторонам, учитель тщетно пытался отыскать её среди кустов гардений, растущих под окном.
Будто угадав его мысли, распахнулась входная дверь, и из неё грациозно выбежала любимая гончая маркиза, держа в зубах ту самую шляпу. Хотя, ту ли? В тех лохмотьях, оставшихся от фетра и перьев, с огромным трудом можно было опознать то, что совсем недавно гордо красовалось на голове господина Фулена.
Вопль, что вылетел из горла разъяренного учителя музыки так напугал несчастное животное, что оно, пригнувшись к земле от ужаса, разжав зубы выпустило свой трофей, и поджав хвост, рвануло в сторону конюшни.
