Конечно, это мечта каждой балерины танцевать соло, но одно дело об этом просто мечтать, а другое — выйти на сцену и сделать это. Ведь если будучи обычной солисткой упасть или перепутать какой-то из элементов, то, может, никто ещё и не заметит; но если ты — прима-балерина и испортишь представление, то это запросто может стоить тебе будущего. У меня дрожали руки от нервов до первого выхода на сцену, но как только заиграла музыка, я заставила себя собраться и оттанцевала двухчасовой спектакль без единой помарки.
Я улыбнулась своему отражению, тяжело дыша, больше от волнения, чем от танца. Мне аплодировали стоя. Жаль только, что Генрих этого не видел, он бы безумно мной гордился. Я вытащила длинную заколку из тугого пучка на затылке. Эта заколка, подаренная мне бабушкой на мой восемнадцатый день рождения, скорее походила на длинное лезвие с двумя острыми концами; неудивительно, ведь она должна была держать мою косу на месте более двух часов. Обычные шпильки, которыми пользовались остальные танцовщицы, и десяти минут не держались у меня в волосах. Распустив волосы, я глубоко вздохнула, наконец позволяя себе расслабиться.
Вдруг я услышала, как поворачивается дверная ручка, и когда я открыла глаза, чтобы увидеть непрошеного гостя, что впустил себя без стука, моё сердце невольно пропустило один удар. Это был он, штурмбаннфюрер Райнхарт, и он только что повернул ключ в двери, закрывая её. Не зная, чего от него ждать на этот раз, я быстро и незаметно для него спрятала руку с острой заколкой между складками юбки. Если он снова попытается проделать со мной один из своих трюков, я всажу ему эту заколку прямиком в шею, и даже не подумаю дважды.
Райнхарт, с одной из своих наглых ухмылок, несколько раз наигранно медленно похлопал в ладоши.
— Браво, фройляйн Мейсснер, браво! Прекрасное выступление.
— Что вы здесь делаете?
Хоть я и пыталась не подавать виду, этот человек всегда вгонял меня в состояние какого-то парализующего страха; а сейчас, когда воспоминания о нашей последней «встрече» всё ещё были свежи у меня в памяти, сердце у меня и вовсе колотилось так сильно, что я почти видела его биение даже сквозь тугой корсаж.
— Скажем, просто зашёл поздравить вас с вашим дебютом.
Он неспешно приблизился ко мне и опустил обе руки мне на плечи. Мне показалось, будто тонна давит на меня сверху.
— Жизнь — интересная штука, Аннализа, вы не находите? Всё завязано на счастливом шансе. — Он не отрываясь смотрел мне в глаза сквозь отражение в зеркале. — Прима-балерина подворачивает ногу, и вот он, ваш шанс сиять на большой сцене. Чем не счастливый шанс? А хотите услышать ещё один, даже лучший пример такого же счастливого шанса? Некий штурмбаннфюрер СС говорит, что напишет на вас донос в СД, и что вы делаете? Вы находите себе некого штандартенфюрера СД, надо отдать вам должное, вы даже потрудились убедиться, что он выше меня по званию, — и прыгаете прямиком к нему в постель. И всё, проблема исчерпана. Думаю, это просто прекрасный пример счастливого шанса, вы не находите?
— Я ни в чью постель не прыгала.
Я нашла в себе силы выдержать его взгляд, но руки у меня уже начали слегка дрожать. Я могла только надеяться, что Райнхарт этого не заметит.
— Правда? А я слышал обратное.
— Если ваш источник — Гретхен, то у неё чересчур длинный язык.
Он усмехнулся и сжал мои плечи ещё сильнее.
— Нет, она не единственный мой источник. Но это неважно. Я рад, что вы хотя бы спите с немцем.
— Я с ним не сплю. — Я сжала пальцы вокруг заколки в складках юбки, на всякий случай.
— Не отпирайтесь, конечно, спите. Вы мне очень много неприятностей доставили, рассказав обо мне вашему новому любовнику. — Он опустил голову на один уровень с моей, не отпуская моих плеч. — Один крайне нежелательный доклад оказался в моём личном деле, и меня это очень расстроило. Вы знаете, что случается, когда я расстраиваюсь, Аннализа?
Знала, и очень хорошо знала, из своего личного опыта. Поэтому прежде чем он решил свернуть мне шею или ударить лицом об зеркало, я сказала первое, что пришло на ум:
— Он мне не любовник, он — мой жених. У нас скоро свадьба.
Смесь удивления и сомнения промелькнула на его лице, когда он выпрямился за спинкой моего стула.
— Правда?
— Да. И если вы хоть пальцем тронете будущую жену штандартенфюрера СД, у вас будут ещё большие неприятности.
Райнхарт наконец меня отпустил, и я не сдержала облегчённого вздоха. Понятия не имею, как мне все это теперь расхлёбывать, но я хотя бы жива и здорова, а меня пока и это устроит.
— Забавно.
— Что в этом забавного?
— Только то, что вы так на меня разозлились после того, как я… немного вышел из себя. Между прочим, моё поведение в том случае было вполне оправдано.
«Оправдано?! Да ты мне чуть шею не сломал, подонок!»
— А теперь вы решили выйти замуж за человека, который хладнокровно пристрелил собственную жену. Я нахожу это немного ироничным, вы со мной не согласны?
— Он никакого отношения к её смерти не имел. Она сама застрелилась.
— Выстрелив себе дважды в сердце? Крайне интересный способ покончить с собой. — Райнхарт усмехнулся. — Ну что ж, удачи вам в таком случае. Надеюсь, вы проживёте чуть дольше, чем покойная фрау Фридманн.
С этими словами Райнхарт отпер дверь и вышел в коридор, оставив меня одну. Я медленно отклонилась на спинку стула, всё ещё сжимая своё импровизированное оружие в руке. Что это он такое имел в виду, говоря, что она «выстрелила себе дважды в сердце»? Я была более чем уверена, что это было физически невозможно, но зачем ему тогда это говорить? Просто чтобы напугать меня? Тоже вряд ли. Хоть он и был садистом и психопатом, но до сих пор он ещё ни о чем не лгал.
Я вдруг вспомнила, что никогда не спрашивала Генриха об обстоятельствах смерти его жены, но он уж точно не был похож на человека, способного застрелить вообще кого бы то ни было, не то, что собственную жену. Ну что ж, спрошу его об этом, когда он вернётся.
Дьявол! Я же сказала Райнхарту, что мы женимся! А это равносильно тому, чтобы повесить объявление перед центральным командным офисом СС! Похоже, впутала я сама себя в передел, да ещё в какой…
* * *
Воскресным утром я и моя семья собирались в ближайшую протестантскую церковь на мессу. Мы, по правде говоря, не так уж часто туда наведывались (если уж на то пошло, технически мы всё ещё были иудеями, потому как, согласно нашей религии, ребёнок, рождённый от матери-еврейки — еврей, не важно в какой церкви и сколько раз его окрестить), но мой отец настоял, что посещение мессы будет благоприятным в глазах общественности. Я пожала плечами; я против церкви ничего не имела, поэтому я выбрала самое длинное и скромное платье, выбрала пальто попроще и вышла вслед за родителями и Гризельдой.
Во время мессы Норберт не переставал дёргать ногой: ему не терпелось увидеться со своей девушкой. Я слегка толкнула его локтем и неодобрительно покачала головой. Он закатил глаза в ответ. Я попыталась сосредоточиться на том, что говорил священник, но мысли мои продолжали возвращаться к недавним событиям.
