Двадцать женщин на миг перестали дышать.
– День еще в самом разгаре, – сказала сестра. – Теперь займемся семенами?
Сэр Джон рыбачил слишком долго.
Он наловил и прикончил более десяти фунтов форели, может быть, немного больше. Сама рыбалка удалась на славу, по крайней мере отчасти, поскольку почти все остальные рыбаки погибли. Он не хотел останавливаться, но солнце начало опускаться за горизонт, и старый рыцарь заставил себя вытащить леску из воды. Увлекшись ловлей, он сместился на целую милю вниз по течению от того места, где начал, – на целую милю от коня и копья, внезапно осознал сэр Джон.
Не испугавшись, но почувствовав себя крайне глупо, он достал из воды свой улов и зашагал в обратном направлении вдоль берега. Последние лучи летнего солнца светили все еще ярко, окрашивая все вокруг в красный цвет, а дикая местность, казалось, не таила опасности. Однако сэр Джон был достаточно стар и опытен, чтобы не поддаться на подобную уловку. Двигался он быстро, стараясь не шуметь.
Он прошел уже четверть расстояния до коня, когда что-то насторожило его – какое-то движение, а может быть, звук. Он замер, затем очень медленно опустился на землю.
Старый рыцарь долго лежал, не шевелясь, наблюдая, как солнце опускается все ниже и ниже. Потом встал и быстро зашагал по тропе. Вдоль каждой реки пролегали такие тропинки – вытоптанные либо людьми, либо Дикими. И пользовались ими как одни, так и другие.
Оказавшись на расстоянии выстрела из лука от своего скакуна, сэр Джон залез на дерево, чтобы осмотреться. Стервятников вокруг не наблюдалось, но слышалось непрекращающееся шуршание, удаляющееся на юг. Дважды он уловил отдаленный треск, свидетельствовавший о крупном животном, удиравшем, позабыв о скрытности. До наступления темноты оставался всего час.
Зацепившись руками за сук, сэр Джон раскачался и спрыгнул с дерева, проклиная растянутые плечевые мышцы, возраст и предстоящую завтра боль. Старый рыцарь чуть задержался, поднимая мешок с рыбой с земли рядом с деревом.
К его неимоверному облегчению – он даже не осознавал, насколько был обеспокоен, – его конь был сильно напуган, но не превратился в закуску для боглинов. Оседлав крупного верхового скакуна, которому так и не удалось стать настоящим боевым конем, сэр Джон выдернул тяжелое копье из развилины дерева, где оставил его еще на рассвете.
– Я идиот, – громко сказал он, нарушив тишину вокруг.
Хоть им и удалось разбить армию Диких, в лесах все равно таилось много опасностей. Он поступил крайне глупо, оставив коня одного. Немного постояв рядом с ним, чтобы успокоить, старый рыцарь вдел ногу в стремя, с усилием вскочил в седло и повернул к дому.
В двухстах футах перед ним молодая олениха стрелой вылетела из-за деревьев на поляну. Она была слишком юна, чтобы соблюдать осторожность, и развернулась прямо в его сторону, впервые увидев человека на лошади.
Следом за ней из чащи выскочило полдюжины боглинов. Один из них устремился на поляну, но вожак замешкался – стройная темная фигура как раз напротив света. Сэр Джон даже не сразу осознал, что именно он видит. Боглин был вооружен копьеметалкой[13].
Дротик вылетел из копьеметалки со скоростью стрелы и попал юной оленихе в круп. Она споткнулась и упала, брызнула кровь. Но ужас и безудержная решимость придали ей сил, и животное поднялось и бросилось вперед – прямо на рыцаря.
Коленями сэр Джон ощутил, как занервничал его скакун. Старина Джек не стал боевым конем потому, что постоянно шарахался во время поединков на ристалище, и он не изменил своей привычке и сейчас.
– Всегда найдется другой способ победить, – пробормотал рыцарь, опуская копье.
Олениха увидела коня и попыталась свернуть, но ноги подвели ее, и она растянулась на земле. Боглины тут же набросились на добычу.
Сэр Джон пришпорил скакуна, и мерин выскочил на поляну из-за старого дерева.
Олениха завопила. Один боглин распорол ей брюхо и вытаскивал кишки, другой вцепился крестообразной суставчатой пастью в ляжку животного. У их вожака, помимо копьеметалки, имелся длинный нож. Чудовище пронзительно взвыло и выдернуло дротик из тела умирающей оленихи.
Старый рыцарь не успел бы затоптать его копытами, а перспектива оказаться на пути у летящего дротика без доспехов его не радовала, поэтому он привстал в стременах и метнул копье – ярд стали на конце шести футов ясеня. Бросок вышел посредственным, тем не менее, вращаясь в воздухе, копье попало в голову боглина, и тварь пронзительно закричала.
Сэр Джон обнажил меч.
Старина Джек опустил голову, мчась во весь опор прямо на тело мертвой оленихи.
«Силы небесные! Я мщу за мертвого оленя», – пронеслось в голове у рыцаря, когда он резко осадил скакуна. Четверо боглинов были мертвы. Из раны вожака, сбитого с ног спешно брошенным копьем, с бульканьем вырывалась жидкость: так всегда бывало с этими мелкими тварями при ранениях – их внутренние жидкости вытекали из отверстий в панцире, будто под давлением.
Одного монстра не хватало.
Конь резко метнулся в сторону и взбрыкнул, едва не сбросив седока, – сэр Джон повернул голову и увидел, как вымазанное калом существо появляется из брюха оленихи, в брызгах крови и обрывках мышц. Его когти потянулись к человеку.
Старина Джек лягнул тварь – задней левой, затем задней правой. Сэр Джон едва удержался в седле, пока его насмерть перепуганный конь втаптывал в землю боглина, панцирь которого отлетел и теперь валялся неподалеку.
Рыцарь позволил мерину выпустить пар. После этого им обоим значительно полегчало.
Потом сэр Джон проверил свою рыбу.
День клонился к вечеру, монахиня и мать Филиппы возились на кухне. С наступлением темноты девушка тоже пришла туда помочь. Чистые дымоходы главного дома и кухни были задачей первостепенной важности, поэтому Хелевайз и монашка договорились немного отложить ужин.
В дымоходах свили гнезда птицы, а в колпаках над ними поселились еноты. Филиппа посчитала уборку более приятным занятием, нежели разбирать останки, поэтому энергично взялась за дело. В лучах заходящего солнца они с Дженни Роуз лазали по шиферным кровлям и прогоняли метлами енотов, не желавших уходить. Зверьки оглядывались, будто говоря: «Мы всего лишь хотели кусочек курочки. Разве мы не можем подружиться?»
Далеко на севере Филиппа заметила мимолетное движение и выставила перед Дженни перепачканную ладонь.
– Тише!
– Сама тише! – возмутилась Дженни, но, увидев лицо Филиппы, замерла.
– Стук копыт, – произнесли они хором.