Баллада лорда Уинтера и леди СаммерВсю жизнь я стремился обрести не доступное никому знание.
Я рано осиротел. Мой отец, Чарльз Харкорт Симмс, был убит во время восстания в Индии. Я, его единственный сын, унаследовал богатство, которое он нажил, эксплуатируя на своих шахтах и фабриках мужчин и женщин, и ему было плевать, что они в трущобах загибались от холеры. Как распорядиться деньгами такого происхождения? Достигнув совершеннолетия, я все распродал и снес отцовские трущобы, но, как видно, судьба моя была предрешена. И жизнь проклята.
Мою карьеру в Оксфорде, понятное дело, нельзя назвать успешной. Я был прилежным студентом-одиночкой. У меня имелось достаточно денег, чтобы забить свою комнату томами книг для посвященных, я мог позволить себе увлекаться исследованиями, которые повергали в шок моих профессоров. Я не ходил на вечеринки и не занимался греблей. Зато упорно работал и получил степень, но не обзавелся друзьями, и, думаю, в этом старинном городке вряд ли кто-нибудь когда-нибудь вспомнит о том, что я там учился.
После Оксфорда купил большой дом в Лондоне и наконец смог заняться тем, к чему стремился. Меня влекли покрытые мраком тайны. Я вел двойную жизнь. Днем я был членом светского общества, присутствовал на собраниях ученых мужей в образе идущего в гору дилетанта. В сферу моих интересов входило все необъяснимое, например опыты Гальвани или Месмера. Я был благовоспитанным, уравновешенным молодым человеком, таким благоволят женщины. Приобрел репутацию коллекционера фонографов, хронографов и прочих научных инструментов. Если меня и можно было заподозрить в эксцентричности, так только за мою веру в то, что Земля полая.
А вот ночью! Ночью – да.
Ночью моя душа не знала покоя.
Да, моя мать умерла в клинике для душевнобольных. Я ее совсем не знал, но, возможно, унаследовал дурную кровь. Как иначе объяснить то, что у моей личности, как удачно описал это мистер Стивенсон[4], появилась другая, темная сторона?
Город превратил меня в носителя зла. Что-то в сумеречном освещении Лондона, в свете газовых фонарей Стрэнда изменило меня. С наступлением темноты я надевал длинный плащ и выходил из дома, а возвращался только на рассвете. Бродил по людным улицам самых бедных районов, быстрым шагом проходил по неописуемо мерзким и промозглым переулкам Сохо, исследовал скверны Уоппинга и Уайтчепела.
Меня влекли тайны, магия, оккультизм, я жаждал проникнуть в самые порочные глубины человеческой души, которые отпугивают науку и порицаются религией. Мной овладела жажда власти над мужчинами, женщинами и животными. Причем властью этой должен был обладать только я, и никто другой на Земле.
Сара оторвала взгляд от дневника – где-то в доме открылась дверь. Она замерла. Заскрипели половицы – это мимо кабинета размеренным шагом прошел Уортон. Сара подождала еще немного – тишина. Она придвинулась ближе к треугольнику холодного солнечного цвета и продолжила читать.
Да, именно с этого все и началось.
Не стану описывать подробности, иначе вы точно сочтете меня сумасшедшим. Я посещал морги Лондона, которые были настолько переполнены, что земля вокруг них пропиталась трупным запахом. Исследовал глубокие склепы, ассистировал при вскрытии тел повешенных преступников. Присоединялся к сектам, ходил на шабаши. Я позволял женщинам-вампирам пить мою кровь. При этом постоянно был занят поисками тайного источника силы, но находил лишь мошенников, извращенцев и шарлатанов.
Так было, пока я не встретил человека со шрамом.
Вопрос очевидный, но Джейк должен был его задать.
– Если я смертный, то кто ты?
Парень оторвался от дерева и распрямил плечи. Вопрос будто позабавил его.
– А это не твоего ума дело. Я наблюдаю за вами. Очень любопытно. Видел, как вы прошлой ночью заявились в Убежище. Сначала – девушка, потом ты и здоровяк. Венн не пускает к себе незнакомцев. Отсюда вопрос – кто вы такие?
– Девушка? Прошлым вечером? – переспросил Джейк.
Парень пожал плечами:
– В вашем мире – да. Я видел, как за ней гнался волк. Волк из снега и холода. А ты почему пошел за Венном в Лес? Он тебя наверняка предупреждал.
– А это уже мое дело, – огрызнулся Джейк.
Ему захотелось побыстрее вернуться в дом и обдумать информацию о том, что Сара тоже совсем недавно появилась в аббатстве. Но парень в зеленом фраке встал у него на пути:
– Тебе без меня отсюда не выбраться. – Они смерили друг друга взглядом, и парень представился: – Гидеон.
– Джейк Уайльд.
В зеленых глазах Гидеона мелькнула догадка.
– Так ты – его сын!
Сквозь кроны деревьев проглядывал похожий на тонкий серебряный ноготь месяц. Джейк сжал кулаки:
– Что ты знаешь о моем отце?
– Только то, что подслушал. Мне ни о чем не рассказывают. У нее с Венном свои секреты.
Гидеон элегантно откинул полы фрака и сел на ствол поваленного дерева. Джейк обратил внимание на то, что руки у него были такого же цвета, как коричневая с пятнами лишайника кора.
Джейк набрал в грудь побольше воздуха и спросил:
– Он… Мой отец умер?
Гидеон пожал плечами:
– До тебя не доходит – он не умер, а отправился в путешествие, а они не могут его вернуть.
Вот как это произошло. В ноябре одна тысяча восемьсот сорок шестого года я шел мимо магазинчика в Севен-Дилс и услышал, как кто-то тихо стучит в витрину. Я остановился и повернулся на стук. За стеклом между чучелами голов лисы и барсука какой-то сморщенный от старости азиат кивком зазывал меня в магазин.
Это было странно. Оглядевшись, понял, что, кроме меня, звать ему действительно некого, и вошел.
Внутри было темно, пахло клеем и какими-то неизвестными мне снадобьями. Выставленные на полках чучела пялились на меня стеклянными глазами. Под колпаками замерли птицы с расправленными крыльями.
– Это все не входит в круг моих интересов, – сообщил я и повернулся, чтобы уйти.
Тут рука, похожая на высохшую лапку, ухватила меня за плащ. Я вырвался. Признаюсь, меня даже передернуло от отвращения.