— Значит, твое имя Скайлер, — Франческа понизила голос, сделав его мягким и красивым, скрывая под его серебристыми нотками принуждение.
Она взяла вялую, покрытую шрамами руку девочки в свою, одновременно потянувшись к ее сознанию. Ей нужно было исследовать воспоминания ребенка, увидеть произошедшее с ней, что заставляет ее лежать так неподвижно, так безжизненно и без надежды. И сразу же поток насилия и безнравственности захлестнул ее. Горячие слезы повисли на ресницах Франчески. Какое ужасное существование. Она почувствовала каждый удар, полученный ребенком, каждый ожог, каждое изнасилование, каждый акт жестокости, направленный на девочку, каждую пытку, физическую и моральную, словно это было сделано с ней самой. Шрамы были как снаружи, так и внутри, шрамы, которые со временем, возможно, и потускнеют, но никогда не уйдут насовсем. Ее собственный отец продавал ее другим мужчинам, регулярно избивал ее, если она сопротивлялась им, и наказывал каждый раз, когда она пыталась сбежать. Он бил ее, если она плакала, бил, когда мужчины возвращали ее, жалуясь, что она ни что иное как холодная деревянная кукла, отказывающаяся от сотрудничества.
Картины были ужасны: пальцы, проникающие в юное тело, руки, щупающие и сжимающие, пьяное мужское дыхание. Невероятная боль, когда они с силой проталкивались в тело, слишком маленькое, чтобы вместить их. Огромные, напоминающие кувалды кулаки, приближающиеся к лицу, ее маленькое тело, отброшенное на стену. Ночной кошмар продолжался и продолжался, показывая ужасную судьбу ребенка, невероятно юного, оказавшегося без помощи, без надежды. Запертого в душном жарком стенном шкафу, запертого в насквозь промерзшей ванной. Голодного, испытывающего жажду, знающего, что приближающиеся шаги означают, что все начнется сначала.
Франческа прижала одну руку к животу, когда все в ней свернулось в тугой узел сочувствия. На какой-то момент она испугалась, что ей действительно стало плохо. Этот ребенок не только пережил физический ад, но и полностью потерял желание сражаться. Франческа отодвинула в сторону глубокое отчаяние и двинулась дальше. Она хотела найти настоящую Скайлер, ту, которая существовала до того, как ее дух был изгнан из тела. Скайлер, которая когда-то была бойцом. Любила жизнь, поэзию, находила радость в окружающих ее вещах, простых вещах, точно так же, как и ее мать. Скайлер Роуз. Именно так назвала ее мать. Прекрасная роза без шипов. У нее был голос, которым она могла петь Небесам, но который ее жестокий родитель заставил замолчать. Этот мужчина был таким же злом, как и вампир. Хитрым, жестоким и совершенно испорченным. Само его существование отравляло жизнь Франческе. Он жил ради алкоголя и крэка[1]. Это была его жизнь, только его.
— Слушай звук моего голоса, Скайлер, а не слова, — Франческа переносила свой голос в сознание девочки, стараясь дотронуться до затаившейся, съежившейся от страха души. — Я не смогу солгать тебе. Я знаю, ты не хочешь возвращаться в этот мир, и не обвиняю тебя. Ты ушла из этого тела так далеко, чтобы не слышать и не видеть его. Чтобы больше не чувствовать, что он делает с тобой. Я могу исцелить тебя. Я могу забрать прочь то, что он проделал с тобой, шрамы на твоем теле. Я могу уменьшить влияние того, что было сделано с тобой, чтобы ты снова смогла зажить полноценной жизнью. Я даже могу сделать так, чтобы ты в будущем смогла родить ребенка, если пожелаешь. Ты сможешь завести свою собственную семью. Поверь мне только в одном, что превосходит все прочее: ты ни в малейшей степени не виновата в том, что случилось с тобой. Я знаю, он заставил тебя поверить, что ты ничего не стоишь, но правда в том, Скайлер, что он не мог вынести твоей естественной доброты. Сияя, твоя красота каждый день напоминала ему об его собственной больной порочности.
Поглаживая тусклые пряди нежными пальцами, Франческа наклонилась ближе к лицу девочки. Ей хотелось обнимать ее вечно, держать в безопасности и любить так, как она того заслуживает. Почему она не нашла этого ребенка раньше, прежде чем жестокий родитель причинил такой непоправимый вред? Франческа чувствовала слезы, бегущие по ее лицу, тяжесть сожаления, сдавившую грудь. Древние чувствуют боль, эмоции намного сильнее, чем зеленые юнцы. Франческе хотелось лечь рядом с девочкой и разрыдаться, но вместо этого она заставила себя заглянуть за боль, которую теперь они обе испытывали.
Она закрыла глаза и полностью сосредоточилась на подростке, ее собственное тело оставалось все дальше и дальше, пока она не стала сплошной энергией и светом. Тотчас же она двинулась, чтобы слиться со Скайлер. Юное тело представляло собой массу разорванных мышц, сломанных костей и избитых тканей. Внутренние шрамы были повсюду. Большая часть тела Скайлер казалась мертвой, словно ее дух покинул его давным-давно. Но Франческа знала, что это не так, она почувствовала связь с девочкой, знала, что ребенок слушает ее где-то глубоко в своем сознании. Маленькая забитая душа отреагировала только на принуждение в голосе. Франческа знала, что девочка замерла в ожидании где-то в тени, желая увидеть, говорит ли женщина правду. Да и как она могла поверить? Только странный, серебристо-чистый голос Франчески и тот факт, что она была «другой», привлек ее внимание.
— Малышка, — тихо прошептала Франческа, ее сердце болело. — Малышка, мне так жаль, что меня не было рядом с тобой раньше, но теперь я не оставлю тебя. Я всегда буду приглядывать за тобой, всю жизнь. Я прослежу, чтобы больше никто не причинил тебе вреда подобного этому. — Она придвинулась ближе к жизненной силе, которая, сжавшись в комочек, казалась такой маленькой. — Возвращайся назад и живи, Скайлер. Я могу вернуть тебе твою жизнь. Знаю, я не твоя мама, но я больше не позволю никакой боли приблизиться к тебе вновь. Я даю тебе свое слово, а оно дается не легко и не часто, — она придвинулась еще ближе, купая съежившегося, несчастного ребенка в своем свете, своем сочувствии, во всей силе своей доброты. — Поверь в меня, доверься мне. Знаю, я могу обеспечить тебе безопасность, чего никто никогда не делал. Услышь мой голос, Скайлер. Я неспособна солгать кому-то, подобному тебе. Я знаю, ты чувствуешь, что мои слова правдивы.
Ее голос подчинял себе, притягивая сломленный дух ребенка, как магнит. Она окутала подростка теплом и утешением, обещанием, что та больше никогда не столкнется жестокостью, которую представлял собой ее отец. Что она будет защищена от него на всю оставшуюся жизнь. А все, что от нее требуется — это вернутся назад. Всего лишь позволить себе поверить кому-то другому.
Франческа тихо произнесла исцеляющий ритуал на древнем языке, чьи слова были также стары, как само время, и одновременно начала трудиться изнутри, чтобы восстановить искалеченное тело Скайлер. Она работала быстро и тщательно, обращая особенное внимание на детали, не желая, чтобы какое-либо ужасное свидетельство избиения или насилия осталось в теле девочки. Через некоторое время она почувствовала диссонанс. И поскольку была с ребенком одним целым, то ощутила, как та отпрянула, внезапно начав излучать страх. Она испугалась не Франчески, нет. Во всяком случае, забитая душа неохотно, но шла к ней в поисках защиты. Создавалось ощущение, что ребенок почувствовал присутствие отца. Тот был где-то поблизости, в стенах больницы, приближаясь к плате.
