Я отстранилась от окна и выпрямилась, когда он плавнодвинулся ко мне. Остановился он у изножья громадной кровати, так как здесь едвахватало места, чтобы протиснуться между кроватью и дверью шкафа. Просто видеть,как Дойл скользнул вдоль стены, не коснувшись кровати, – уже производиловпечатление. Он выше меня больше чем на фут[2] и тяжелее,наверное, на сотню фунтов[3], в основном мускулов. Но ястукнулась об эту кровать уже с полдюжины раз, если не больше. Он же просочилсясквозь узкое место так, как будто это каждый может.
Кровать занимала большую часть спальни, так что, когда Дойлдо меня добрался, нам пришлось стоять почти вплотную. Он умудрился сохранитьнебольшое расстояние между мной и собой, так что не соприкасалась даже нашаодежда. Это была искусственно поддерживаемая дистанция. Было бы намного прощекоснуться друг друга, и сам факт, что он прилагал столько усилий, чтобы недотронуться до меня, усиливал неловкость ситуации. Мне это было неприятно, но яперестала спорить с Дойлом на эту тему. На мои вопросы он отвечал лишь:"Мне хочется с тобой особых отношений. Не хочу быть одним из многих".Сперва это казалось мне возвышенным, потом стало раздражать. Здесь, около окна,свет был ярче, и видны были изящные очертания его лепных скул, чуть слишком заостренныйподбородок, изогнутые острия ушей и серебристые отблески серег, обрамлявших всюлинию ушной раковины, вплоть до маленьких колечек, вдетых в верхушку уха насамом заостренном кончике. Лишь эти уши выдавали, что он был такой же смешаннойкрови, как я или Никка. Дойл вполне мог скрывать уши под длинными волосами, нопочти никогда не делал этого. Его волосы цвета воронова крыла были, как обычно,стянуты в тугую косу, что при взгляде спереди создавало впечатление короткойстрижки, но конец косы доходил до лодыжек.
Он прошептал:
– Я что-то слышал.
Его голос был, как всегда, низок и тягуч – густой медвяныйликер, только для уха, а не для языка.
Я внимательно посмотрела на него.
– Что-то – или ты слышал, как я встала?
Его губы пришли в движение, почти перешедшее в улыбку:
– Как ты встала.
Я покачала головой, скрестив руки на груди.
– Два стража со мной в постели – и этого недостаточнодля защиты? – прошептала я в ответ.
– Они умелые ребята, но все же не я.
Я нахмурилась:
– Ты хочешь сказать, что не можешь доверить моюбезопасность никому, кроме себя самого?
Наши тихие голоса звучали приглушенно, почти мирно, какголоса родителей, шепчущихся над спящим ребенком. Было приятно знать, что Дойлтак бдителен. Он был одним из величайших воинов среди сидхе. Хорошо было иметьего на своей стороне.
– Ну... разве что Холоду, – ответил он.
Я еще раз покачала головой, ощутив прикосновение отросшихволос к плечам.
– Королевские Вороны – это лучшие воины, которых могутвыставить фейри, и ты заявляешь, что никто из них не может сравниться с тобой?Ты, самоуверенный наг...
Он даже не шагнул ко мне – мы стояли чересчур близко дляэтого, – он просто пошевелился, но полы моего халата задели его ноги.Лунный свет блеснул на коротком ожерелье, которое он всегда носил, –маленький паук из драгоценных камней на тонкой серебряной цепочке. Он наклонилголову, и его дыхание защекотало мне лицо.
– Я мог бы убить тебя, и ни один из них не успел бысообразить, что случилось.
От этой угрозы у меня чаще забился пульс. Я знала, что Дойлне причинит мне вреда, но... но... Мне доводилось видеть, как он убивал голымируками, не применяя оружия, – только физической силой и магией. Стоя винтимной полутьме, прижавшись к нему, я была более чем уверена, что, пожелай онмоей смерти, ни я, ни двое спящих позади меня стражей не остановили бы его.
Я не смогла бы победить в драке, но есть и другие приемы,которые действуют, когда стоишь, прижавшись к противнику в темноте; приемы,которые могут отвлечь или обезоружить не хуже, а то и лучше, чем клинок. Я чутьповернулась, и мое лицо оказалось прижатым к его шее, и губы скользили по егокоже, когда я заговорила. Я чувствовала щекой, как ускоряется его пульс.
– Ты же не хочешь сделать мне ничего плохого, Дойл.
Его нижняя губа коснулась изгиба моего уха – почти, но всеже не совсем поцелуй.
– Я мог бы убить вас всех троих.
В наступившей тишине отчетливый механический звук, звуквзводимого оружия раздался за нами достаточно громко, чтобы я вздрогнула.
– Не думаю, что тебе удастся прикончить всехтроих, – прозвучал голос Риса. Голос был чистым и ровным, без малейшегоследа сонливости. Будто и не спал, он направил пистолет в спину Дойла – вовсяком случае, я полагаю, что он сделал именно это. Мне не видно было за глыбойтела Дойла; но и у Дойла, насколько я знала, не имелось глаз на затылке, такчто ему тоже оставалось лишь догадываться о том, что делает Рис.
– Самовзводный пистолет не обязательно взводить длястрельбы, Рис, – заметил Дойл спокойным, слегка ироничным голосом. Увы, яне видела, совпадает ли выражение лица с этим тоном, мы оба замерли в нашемпочти-объятии.
– Ну да, – сказал Рис. – Несколькотеатрально, но знаешь поговорку: "Один пугающий звук стоит тысячиугроз".
Мои губы по-прежнему касались теплой шеи Дойла, когда явозразила:
– Нет такой поговорки.
Дойл не двигался, и я так же опасалась пошевелиться,опасалась, как бы не началось такое, чего я не смогу остановить. Не надо намнесчастных случаев.
– Стоило бы ее придумать, – хмыкнул Рис.
Кровать позади нас скрипнула.
– Твоя голова у меня под прицелом, Дойл. – Это былголос Никки. Отнюдь не спокойный, нет, – явное беспокойство ощущалось заего словами. В голосе Риса не было и следа страха; в голосе Никки его хваталона двоих. Впрочем, мне не обязательно было видеть Никку, чтобы знать, что его оружиеготово и направлено куда надо, палец уже на спусковом крючке. В конце концов,сам Дойл его и тренировал.
Я ощутила, как напряжение покинуло тело Дойла, и он поднялголову – ровно настолько, чтобы не говорить, дыша прямо в меня.
– Возможно, я и не смогу прикончить вас всех, но я могуубить принцессу раньше, чем вы убьете меня, и после этого ваша жизнь не будетстоить ни гроша. За смерть своей наследницы королева наказала бы вас кудастрашнее, чем я смог бы придумать.
Сейчас его лицо было мне видно. Даже в лунном свете онвыглядел спокойным; глаза устремлены вдаль, уже не на меня. Он был слишкомсосредоточен на уроке, который давал своим людям, чтобы беспокоиться о моихдействиях.
