Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
– Теперь ты гордишься, что я твоя дочь?
А потом спросит:
– Ну, как там Варя?
Варя! Янка закрутила тряпку покрепче на швабре, сама не замечая, что темные брови ее сошлись в одну черту. Варя! Очень надо думать про нее! Но думалось. Янка водила тряпкой по полу и вспоминала Варю.
Варя рассказывала про свои частые ссоры с мамой и все время говорила:
– Хоть бы она мужика себе нашла, может, поспокойнее стала бы…
Отца Варя не помнила, он их бросил еще до ее рождения. Варина мама его ненавидела и никогда про него ничего хорошего не говорила. Варя с ним общаться не хотела, радовалась, что похожа на маму, что от отца в ней нет ни одной черточки. А мама у Вари красивая, тут не поспоришь. Молодая, высокая, яркая: волосы черные, глаза синие. С Варей Янка вместе училась и в обычной школе, и в школе олимпийского резерва по легкой атлетике. Варя была настоящая спортсменка, работала на результат, а Янка – так, через пень-колоду. Тренеры на нее злились, Варя не понимала, но они все равно дружили, вместе ехали домой после тренировок. Хорошая была Варька. Пусть не самая близкая подруга, но настоящая, которой всегда можно позвонить, попросить помочь или поделиться с ней чем-нибудь, даже пожаловаться на Майку, если вдруг поссорились.
А потом мама с папой разошлись. Потому что папа нашел себе другую женщину. Варину маму. Наверное, теперь Варя счастлива. И Янкин отец дает ей карманные деньги, водит в кино по субботам, а по воскресеньям – на каток. Янка швырнула швабру и заорала на весь зал:
– Чтоб ты сдох!
Она сама испугалась этой мысли, но тут же повторила с каким-то злым наслаждением еще и еще:
– Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох!
– Ну, что ты грохаешь, что ты грохаешь, едрена масла!
– Папа!
– Не «папкай»! Что за дети пошли, трудно дверь придержать?
– Ничего с твоей дверью не станет!
– Татьяна! Ты поговори у меня, поговори! Она эту дверь делала? Что за манера – дверьми хлопать? Ты совсем их там не воспитывала?
Янке хотелось разбить эту чертову дверь о дедову голову. Подумаешь, дверью хлопнула! Может, у Янки темперамент такой? А он сразу всех собак на маму спустил! Пользуется, что она ничего ему ответить не может…
А почему не может? Янка помнила, что раньше, когда они приезжали сюда только на лето, мама легко вступала в перепалки с дедом и бабушкой, которая тоже ворчала на Янку с Ростиком и все время воспитывала: сядь нормально, убери локти со стола, не ковыряй в носу, как ты разговариваешь со старшими, не перебивай, не шаркай, не бери без спросу… И так без конца. Мама часто за них вступалась, говорила, что они всего лишь дети, и что воспитание не сводится к нотациям, и что-то еще в таком духе. По поводу воспитания моментально вспыхивали споры и ссоры. Но теперь мама всегда молчала. Вмешивалась, только если дед с бабушкой совсем уж перегибали палку. И сама все время напоминала детям, как надо себя вести: не перечить, не лезть куда не следует, спрашивать разрешения о каждой мелочи, о которой раньше Янка и не подумала бы спрашивать. Это же и их дом тоже! Их летний дом, они каждый год тут! С самого рождения! Но теперь Янка все время, все время чувствовала себя в гостях. Они просто в гостях. Они в гостях навсегда.
В конце сентября от второй бабушки, бабушки Лены, пришло письмо. Длинное, на трех страницах. Адресовано оно было всем сразу: Янке, Ростику, маме, бабушке с дедушкой. Бабушка Лена писала маме, чтобы она простила Андрея, не держала зла, раз так вышло, но ведь есть общие дети, и он по ним скучает… Бабушке и дедушке кланялась и тоже просила прощения за сына. Ростику писала, как они с дедушкой по нему соскучились и ждут в гости на Новый год и каникулы, и дедушка купил ему две новых настольных игры, ждет не дождется, когда можно будет в них с Ростиком сыграть. Для Янки был отдельный листок. И, взяв его, она ушла на крыльцо.
«Яночка, солнышко мое, – писала бабушка Лена, – если бы ты знала, как я по вам всем скучаю, все вспоминаю, какая ты была маленькая и как росла потом, как на 1 сентября мы тебя в школу провожали, а ты не хотела, чтобы тебе бантики завязывали. Яночка, ты прости его, хотя я сама его простить не могу, но ты дочка, ты должна простить. Сердцу ведь не прикажешь, с места не сдвинешь. Дорогая моя внученька! Приезжайте к нам хоть в гости, ты же знаешь, как мы с дедом вас любим. Все мое сердце по вам истосковалось, раньше ведь ты каждый день ко мне забегала. Мама, наверное, не захочет вас с Ростиком отпустить, но ты ей скажи, что мы дорогу вам оплатим, встретим, а если она забоится, то я и приехать за вами могу. Мы-то ведь не виноваты, что так у них получилось. Да и никто не виноват. Я тут ребят твоих часто встречаю, они все спрашивают про тебя, а что я им отвечу? Я и сама ничего толком не знаю…»
Янка сидела, прислонив голову к потемневшему от дождей и времени столбу, который держал крышу крыльца. Их дом стоял на склоне горы, и отсюда виднелись краешек моря и кусочек набережной. Море ходило темными длинными шагами волн, будто дум у него было не меньше, чем у Янки. Носились над водой чайки. Наверное, шторм будет. Похолодало. Янка замерзла, но в дом идти не хотелось. На крыльцо выскочил Ростик.
– Что тебе бабушка пишет? – и по интонации Янка сразу поняла, что его мама послала.
– В гости зовет.
– Меня тоже! – сказал он хвастливо. – Поедем?
– Поедем.
До этого письма Янка даже не думала о том, что можно поехать в гости. Тот город и всю прошлую жизнь будто вычеркнули. Она, конечно, ходила в интернет-кафе и проверяла ящик, но писала ей только Майка и редко-редко кто еще из девчонок. А ведь можно встретиться опять с одноклассниками! С Майкой! По улицам пройтись, заглянуть в школу! Жить они будут у бабушки Лены, они и раньше у нее часто ночевали, если родители ругались. Янка понимала, пока еще смутно, что мама вряд ли их отпустит. Но она тут же решила: поедет все равно.
Глава 2. Чужой и знакомый
Они переехали сюда в августе, самом страшном месяце. Потому что в августе в Поселке скапливалось столько народу, что казалось, будто он трещит по швам, рвется, и в эти дыры вылезают дикие пляжи, плотно усыпанные нудистами, палаточные лагеря, вдруг появившиеся на ближайшем холме, новые лотки и киоски, которым не хватает набережной, и они заполняют проулки и улицы. «Две Москвы и три Киева» – называл Поселок в августе дед.
А Янке нравилось. Нравилось, что столько народу толпится везде, идешь, толкаясь, будто тут и не захолустье вовсе, не окраина мира, а столица. И вокруг – разговоры, запахи, платья, панамки…
В августе приезжала из Москвы к своей бабушке Светка. Первые три дня она была вся такая из себя, столичная штучка, а потом все чаще забывала дома темные очки и мобильник, не хуже Таля лазила по скалам и ныряла с волнорезов, подцепляла местные словечки. Весь август Янке казалось, что они с мамой и Ростиком на каникулах. И уедут совсем скоро, за неделю до школы, как всегда уезжали.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
