Поэтический шарм плохо согласуется с суровостью придирчивого интеллектуального взгляда. Ни Франсуаза, которая взяла это название из поэмы Элюара[11], ни Жюйар, заботившийся о сохранности стилистики романа, который ему сразу понравился, не обратят внимание на эту ремарку Ле Гри. Этот немного старомодный чтец Жюйара, в период между двумя войнами являвшийся директором «Ревю эбдомадэр» и открывший Жюльена Грина[12] и Жоржа Бернаноса[13], отклонил, однако, первые рукописи Маргариты Дюра[14] и Кристиан Рошфор[15].
В конце концов все сходятся на том, чтобы еще раз посмотреть текст, что поручено Морису Гуго, главному корректору издательства «Жюйар». Пьер Жаве маленького роста, у него всегда какой-то потрепанный вид, помятое лицо. Морис Гуго, напротив, напоминает генерала Дуракина с проступающими через жилетный карман часами.
Он живет на площади, занимая комнату в большом доме под самой крышей, где царит постоянный беспорядок, повсюду разбросаны книги и кипы бумаги. В этом хаотическом нагромождении разнообразного хлама Морис Гуго с удовольствием извлекает откуда-нибудь перед посетителем бутылку водки, неизменно предлагая гостю вместе выпить. Это в основном начинающие авторы, едва закончившие лицей. Суровый грамматик и утонченный ценитель языка дает им уроки безукоризненного французского на уровне, значительно превосходящем программу лицея.
Франсуаза Куарэ взбирается на четвертый этаж в его логово образованности, чтобы услышать, как этот человек, придерживающийся роялистских взглядов, со старомодной приветливостью будет петь ей дифирамбы, исправляя то орфографическую ошибку, то стилистическую неточность, обращая внимание на повторы и делая более прозрачной пунктуацию. «Здравствуй, грусть!» в самом деле будет запущена в производство, и дата ее выхода будет назначена на 15 марта.
Рене Жюйар родился в Женеве в начале века и имеет двойное гражданство, французское и швейцарское, и поэтому вынужден был дважды служить в армии: швейцарской, где «распевают песни», и французской, «где пьют красное вино».
Высокий, темноволосый, в больших очках в черепаховой оправе, он обладает особенным шармом, которым пользуется с соблазнительной властностью, непринужденно завоевывая доверие окружающих. Этот игрок, который любит идти ва-банк, тут же почуял редкую птицу в молодой застенчивой девушке, своей манерой бормотать при встрече что-то невнятное напоминающей его друга Пьера Лазарева, генерального директора «Франс-суар».
Приняв решение опубликовать роман, он без обиняков берет все под контроль, и с этого момента дело быстро идет на лад. Его цель: достичь продажи двадцати тысяч экземпляров. Он прочел «Здравствуй, грусть!» после обеда у Эмиля Роша, президента Экономического совета. Жюйар любит читать ночью, и его слуга Марко часто застает его по утрам в кресле с рукописью на коленях. Он весьма заинтересован романом молодой девушки, о которой ничего не известно, кроме того, что она студентка. Он берет карандаш, чтобы исправить некоторые бросившиеся ему в глаза ляпы, делает пометки, вновь просматривает рукопись.
Четыре часа утра; прикорнув ненадолго, он вновь берет в руки роман, просматривает несколько страниц, все более и более убеждаясь, что ему удалось открыть поистине диковинную птицу. Теперь он торопится скорее подписать контракт, ведь другой издатель, быть может, тоже сейчас читает рукопись и тоже думает о публикации. Эта мысль ему невыносима, Рене Жюйар снимает трубку телефона:
— Алло! Телеграмма по телефону?
На другом конце провода его просят произнести по буквам имя Куарэ[16]. «Да, да… Куарэ с “зед” на конце, — нетерпеливо повторяет он, потом диктует: — Вас ждут в издательстве ровно в одиннадцать часов. Не ошибитесь во времени».
Никогда еще Рене Жюйар не приходил так рано, хотя жил рядом, в 14-м доме по улице Юниверсите в большой квартире, где несколько раз в месяц собирались гости в гостиной, обставленной мебелью времен генерала Лафайета, из рода которого происходила жена издателя Жизель Асэйи. На этих светских обедах присутствовали многие знаменитости артистического мира и политики. Там, что называется, бывал «весь Париж», который Кармен Тессие назвал в своей ежедневной рубрике «Франс-суар» «сборищем сплетников»[17].
