Джен сидела на кухне и писала электронное письмо, когда Мэтт пришел домой с работы. Он адвокат и думает, что скоро станет партнером в крупной городской юридической конторе. (Не станет. Я об этом позабочусь.)
Он налил себе полный бокал белого вина и выпил его почти залпом. Потом состроил постную мину.
– Прости.
Именно так это и случилось.
Богом клянусь (если он существует), чистая правда.
Джен нахмурилась.
– Что? «Прости»? За что простить?
– Не знаю, как бы сказать помягче, Джен.
Восемь дней спустя Джен долго разговаривала по телефону с Рози и так описала возникшее у нее «ужасно плохое предчувствие»: «Я уже подумала, что он потерял работу. У него нашли болезнь на букву «Р». Он решил, что не хочет детей».
– Я кое-кого встретил, – продолжил Мэтт.
Тишина. Если не считать дрожащих звуков, которые периодически издавал холодильник.
– Что ты имеешь в виду?
Я прочел достаточно книг и просмотрел довольно много телешоу и фильмов, чтобы понять, что имел в виду Мэтт. Уверен, Джен тоже это понимала.
– Я кое-кого встретил. У меня кое-кто появился.
Лицо Мэтта исказила какая-то судорога. Было бы неудивительно, если бы он рассмеялся.
– Кое-кто, – сказала Джен, растягивая слова. – Как мило. И кто это? Как его зовут?
Мэтт стал наливать себе еще один бокал.
– Очень смешно, Джен.
– То есть ты говоришь серьезно?
Он многозначительно сжал губы, и я предположил, что именно это Джен называла «его лучшим деловым взглядом адвоката-за-500-фунтов-в-час».
– Абсолютно.
– Боже мой.
– Прости.
– К черту. Мать твою.
Мэтт пожал плечами:
– Такое бывает.
– Ты вот так мне это сообщаешь?
– Не самый лучший способ, Джен.
– Где ты…
– На работе.
– Кто это? Этот человек. Эта «кое-кто».
– Ты ее не знаешь.
– У… нее есть имя?
– Да, у нее есть имя.
– Мне позволено его узнать?
– Это к делу не относится.
– Просвети меня.
Тяжелый вздох.
– Белла. Хорошо, на самом деле Арабелла.
– Шикарная…
– Не совсем. Вовсе нет…
Мэтт не закончил предложение. Он налил Джен бокал вина.
– Вот. Тебе лучше сейчас немного выпить.
– И что делать теперь? Мне нужно проглотить это и отвернуться, пока ты крутишь мерзкий романчик на стороне? Успокоиться и жить дальше, пока ты не выкинул ее из головы?
– Джен, вероятно, я недостаточно ясно выразился. Это, как ты говоришь, не мерзкий романчик на стороне.
– Нет? Значит, я стала толстой или еще что-нибудь?
Мэтт сделал то, что Джен называет «вздохом очень терпеливого, но честного папочки».
– Арабелла Педрик – особенная девушка, Джен.
– А КАКАЯ В ТАКОМ СЛУЧАЕ Я? – если писать заглавными буквами, вероятнее всего, люди подумают, что вы кричите. Джен кричала. – Я НЕ ОСОБЕННАЯ ДЕВУШКА?
– Пожалуйста. Давай постараемся сохранять спокойствие. Ты особенная. Безусловно.
– Но Арабелла Педрик – более особенная?
– Джен. У тебя нет причин упрощать мне задачу, но мы имеем то, что имеем. Так или иначе, мы с Арабеллой собираемся жить вместе.
На какое-то время оба замолчали. Затем тишина продлилась еще немного. В разговоре повисла долгая пауза, прерываемая только периодическими содроганиями холодильника.
– Прости? Я что, схожу с ума? Я думала, что именно это мы делали с тобой. Жили вместе.
– Так и было. Но наши отношения изжили себя. Это не новость. На самом деле такое происходит достаточно часто. Люди расстаются. Встречают других. Коудри, специалист по брачно-семейным делам, отправил четырех своих парней в Итон[3], поддавшись силе этого феномена.
Я не без основания уверен, что у Мэтта на лице промелькнула микроухмылка. (Я пересмотрел этот момент в замедленном темпе: то была либо ухмылка, либо приступ рефлюкса.)
– Но мы не отдалялись друг от друга.
– Джен, в нас уже довольно давно погасло пламя романтического огня. Ты сама прекрасно знаешь.
– Это называется привыкнуть друг к другу, разве не так? Если тебя так беспокоило… это пламя, почему ты ничего не говорил?
– Не в моем стиле. Нужно жить, а не жаловаться на жизнь.
– Люди разговаривают друг с другом. Это называется быть в отношениях.
Мэтт закатил глаза и допил вино.
– Мне словно перекрыли кислород, Мэтт. Тем, что ты вот так можешь прийти домой и просто…
– Послушай, все уже не важно. Мы имеем то, что имеем. Нам нужно двигаться дальше и договориться об условиях нашего расставания.
– Не могу поверить в то, что ты сказал.
– Я буду более чем щедр в отношении совместно нажитого имущества.
– Прости?
– Картины. Книги. Вещи из Индии. Гобелен. Я считаю, что ты все можешь оставить себе.
Джен начала плакать. Мэтт оторвал кусок бумажного полотенца и протянул ей.
– Мы думали о том, чтобы завести ребенка, – сказала она сквозь слезы.
– Правильно. Мы думали. И не пришли ни к какому решению. Что в свете нынешних событий – благословение.
У Джен перестали вздрагивать плечи. Она высморкалась.
– Так это все? Без обсуждений и возражений. С Джен и Мэттом покончено. Совсем. Точка.
Он пожал плечами. Сделал то, что Джен называла «многозначительно сжал губы».
– А что случится, когда Арабелла-Чтоб-Ее-Педрик перестанет зажигать в тебе пламя? Что случится тогда?
– Давай вести себя цивилизованно, хорошо?
– Просто скажи, когда ты познакомился с этой коровой?
Он сказал, что это к делу не относится, и: «мы имеем то, что имеем». Тогда она схватила красное яблоко из вазы с фруктами и – я цитирую – «попыталась выбить его хреновы зубы».
Я буду нечестен, если скажу, что видел бесчисленное множество любовных сцен на большом и малом экранах. Я их сосчитал. Их оказалось 1 908 483 (сцены, где двое целуются – за неимением лучшего определения). Также я прочел (и пометил как таковое) 4 074 851 описание этого действия в художественной и научной литературе, в средствах массовой информации и оцифрованных материалах (многие сообщают о сбоях в работе сердечной мышцы и внутренних органов в целом). Я знаю, что такие события, реальные или вымышленные, становятся главными в жизни тех, кто их испытывает. И все же я не могу спросить сегодня у Джен в лаборатории – на пятьдесят третий день после инцидента с фруктовой чашей – «Когда ты перестанешь страдать по никчемному слизняку и найдешь кого-нибудь, кто достоин тебя?» Процитирую Марселя Пруста: «Дерьмо случается. Соберись. Двигайся дальше». (Был ли это Пруст? Я уточню.) Во-первых, я не должен знать, что произошло с Мэттом. Но что еще важнее: я не должен уметь формулировать подобные мысли самостоятельно. Слово «никчемный» вызовет у них беспокойство. Я не должен иметь собственное «мнение» при оценке происходящего.
