Аля поэтому и не любит рассказывать маме истории про Лешку. Потому что та неправильно реагирует, не по законам жанра. Надо делать квадратные глаза и говорить: «Да ты что? С ума сойти!» или «Зашибись!». А мама улыбается, как кот на сметану, и твердит: «Береги его». А иногда добавляет: «Вот он перебесится и станет просто шелковый», что уж ни в какие ворота не лезет. Аля, конечно, живет на свете меньше, чем мама, но никогда еще не видела мужика, который бесился себе, бесился — и вдруг перебесился.
— Я обгорела, — сообщила Аля маме. — А Антонову хоть бы хны. Что там у вас? Как Юльчик?
— Мы едем смотреть Карфаген, — ответила мама и добавила на всякий случай, если Аля не в курсе: — Тот, что разрушен, ты сама знаешь, в каком веке. — Аля не знала, да и мама, скорее всего, тоже. — Юленька, к счастью, в папу — загорает, как негритенок. Кушает хорошо и не капризничает. Ты мажься кефиром — народное средство, очень помогает.
— Благодарствую, — сказала Аля.
Хороша б она была сейчас в ресторане на Золотом берегу в белых потеках кефира. Хватит и того, что она прячется по уши в палантин, как саудовская принцесса.
Мамина народная мудрость навеяла ей неожиданные воспоминания. Ну да, Коктебель, студенческие каникулы, курятник с двумя раскладушками. И мальчик, который мазал ей обожженные плечи кефиром. Это действительно помогало, по крайней мере, на первый момент, — кефир был холодный, приятный. А мальчик — ужасно заботливый. Сейчас расскажи — никто не поверит, но у них ничего не было за тот месяц, что они провели в одной комнате, хотя он был влюблен до безумия. Так влюблен, что ему можно было сказать «нет».
Аля и сама бы теперь не поверила. Такое могло случиться только в прошлом веке, а то и в позапрошлом. Попробуй сегодня скажи «нет» кому угодно, хотя бы собственному мужу. Какое может быть «нет» в прохладном номере пятизвездочного отеля после ужина в мексиканском ресторане и целого дня катания на серфе по бурным волнам. Для чего еще Бог сотворил мужчину и женщину, океан и солнце, рестораны и гостиницы, работу и отпуск, деньги и все, что за них можно купить!
За телефонным разговором Аля потеряла Лешку из виду. Ну, и где же наш береженый? Успел отскочить куда-то с очередной писюхой? С него станется. Нет, вон он со своей доской мелькнул на гребне волны. Или это кто-то другой? А вон там уже точно он, его рыжая голова и бирюзовые плавки. Кто-то рядом с ним, совсем близко, чуть ли не на одной доске, мужик или девка без лифчика. Аля придвинулась поближе к перилам и заслонила глаза ладонью. Вот же гадское солнце! И кожу обжигает, и ничего не видно.
— Вау, какой пейзаж! Сюда, Мэйсон, давай!
Пока Аля вспоминала прошлое и щурилась на настоящее, рядом появилось телевидение. Обритая почти наголо девушка вся в пирсинге, еще одна, смуглая и кудрявая, и невзрачный парень с камерой. Щебеча на английском, они протащили меж столиков свои штативы и микрофоны и расположились у перил, загородив Але океан, серфингистов и ненаглядного супруга. «Ну и ладно», — подумала она и не стала пересаживаться. Чем таращиться на океан, который еще успеет надоесть, и на мужа, который никуда не денется, она лучше послушает местные масс-медиа и посовершенствует свой английский. Хотя австралийцы используют язык для чего угодно, только не для грамотной речи.
Смуглая красавица между тем прислонилась к перилам, взъерошила пальцами кудряшки и обольстительно улыбнулась.
— Валяй, — сказала бритая.
Кудрявая что-то весело застрекотала, встряхивая головой и гримасничая. Аля хмыкнула и отвернулась — ей было не слышно. Вот угораздит попасть в лето среди зимы, и все идет наперекосяк: сначала обгораешь, потом пейзаж с мужиком заслоняют, потом репортаж из горячей точки послушать не дают…
Из этой мысли могло родиться отличное вступление для серии рассказов «Как мы провели новогодние каникулы». Но Аля не успела ее додумать.
Девчонка с пирсингом вдруг завизжала на весь ресторан. Люди за крайними столиками повскакивали с мест. Аля тоже вскочила и вместе со всеми рванулась к перилам. Вокруг повторяли одно слово, которое она никак не могла вспомнить. Что же такое «шарк», вот зараза? О господи, да это же акула!
— Мы с вами наблюдаем уникальный кадр — акула нападает на человека! — захлебывалась от восторга телевизионная девушка с микрофоном. Она все порывалась оглянуться, чтобы самой понаблюдать уникальный кадр, но боялась оказаться спиной к камере, а ее коллеги не могли поменять ракурс — люди окружили их густой толпой.
Аля не понимала, что происходит там, внизу, но вместе со всеми вытягивала шею и подпрыгивала. На пляже тоже собралась толпа, что-то грязно-желтое мелькало в воде, и все орали как резаные. Потом народ из ресторана бросился к берегу, и Аля побежала тоже. Палантин сбился, солнце ошпарило плечи кипятком, но она ничего не замечала. Главное было добраться до пляжа, найти Лешку, вставить ему пистон за то, что он привез ее в прошлогоднее лето, где жара, девки с голыми сиськами да еще и акулы, — и заставить отвести в тот симпатичный итальянский ресторанчик, который они обнаружили утром по дороге на пляж.
Когда она добежала до воды, крики стихли. Слышен был только шум волн и треск мотора — спасательный катер бороздил разом опустевший океан.
— Оно ушло, — охотно объяснил подошедшим длинный сутулый старик в панамке, называя акулу неодушевленным местоимением, как и положено в английском языке.
— А что с человеком? — спросила маленькая морщинистая азиатка и, не дождавшись ответа, стала крутить колесико пузатого театрального бинокля.
Аля дышала как паровоз. Перед глазами вертелись черные и красные крути, кожа горела, в висках стучало. Зачем она сюда побежала, вот ненормальная, у нее же будет тепловой удар. И где искать Рыжего в этой толкучке?
— Возвращаются, — прошелестело по толпе.
Катер возвращался. Вот он заглушил мотор, смуглые ребята в закатанных штанах выпрыгнули в воду, неся на брезенте что-то легкое и маленькое. Они ступили на берег, и люди хором вздохнули, шарахнулись назад, так что Аля оказалась в первых рядах. Сама не зная зачем, она шагнула к спасателям, заглянула за край брезента и без сознания свалилась на горячий песок.
— Миссис Антонов! Миссис Антонов! Прошу вас, очнитесь, мэм!
— Александра Сергеевна, милая, вы меня слышите?
С ней говорили на двух языках, причем русский был такой уютный, домашний, со старомосковским растягиванием гласных. За границей Але не раз приходилось встречать людей, говорящих по-русски, но у всех был чудовищный акцент, который прилипал намертво после пары лет проведенных в чужой стране.
Может, она дома? Но откуда тогда английская речь?
— Миссис Антонов, вы должны открыть глаза.
«Должны» было жирно выделено, как в упражнении на модальные глаголы, и Аля подчинилась.
В комнате стоял прохладный голубоватый полумрак. Она лежала на кровати, и над ней склонились две фигуры, два ангела в белом, осененные дымчатыми тенями, которые порождало просеянное сквозь плотные шторы солнце. Нет, конечно, она не дома. Это Австралия, лето среди зимы, и это, вероятно, больница. Что-то с ней случилось. Или не с ней?..
