«Успеть бы! Только бы успеть!» — билась в висках единственная мысль.
Где-то в глубинах сознания жили и другие мысли. К примеру, о том, что обнищавшая страна потратила на проект «Марс-экспресс» последние и весьма существенные средства. И вот теперь — в эту самую минуту — мечта советского народа и всего человечества о пилотируемой экспедиции к загадочной Красной планете висела на тонком волоске. Мысль эта, заслоненная смертельной опасностью, была далекой, расплывчатой. Желание спасти «Союз», Серегу, да и самого себя перебивало все остальное.
— Десять метров. Двенадцать… — монотонно проговаривал напарник.
На слове «четырнадцать» он споткнулся, потому что слева полыхнуло зарево. Сама вспышка была беззвучной, но, разрастаясь, она шибанула по борту «Союза» с таким грохотом, что у обоих космонавтов заложило уши.
Оба иллюминатора взорвались ярким светом. Корабль сильно тряхнуло, закрутило.
— Стабилизируй, Саня! — крикнул инженер.
— Сейчас… Сейчас… — пытался тот поймать джойстик. — Не могу дотянуться…
Из-за быстрого вращения «Союза» космонавтов бросало внутри то в одну сторону, то в другую. Если бы не пристегнутые ремни, то обоих выкинуло бы из ложементов.
Крутило по часовой стрелке относительно продольной оси корабля — это Александр определил по мелькавшему в иллюминаторе «Марсу». Ухватив наконец ручку управления, он отклонил ее до предела влево.
Вращение стало замедляться.
— Кажется, получилось — спаслись, — попытался командир определить расстояние до «Марса».
«Марс-экспресс» отдалялся. До полной стабилизации «Союза» оставалось не более тридцати секунд.
— Получилось, Саша, — подал голос инженер. — Отойти бы еще подальше…
Отойти они не успели. Яркая вспышка у борта «Марса» погасла, оставив лишь бивший с переменной силой факел из-под люка топливной системы. А вот с «Союзом» начались проблемы.
Внимание командира привлекли оранжевые всполохи под иллюминатором.
— Серега, что это?!
Тот посмотрел влево, затем перевел взгляд на приборы…
По телу корабля пошла вибрация, под полом спускаемого аппарата что-то угрожающе загудело.
— Баки, — прошептал инженер.
— Что «баки»? — не понял командир.
— Топливные баки в агрегатном отсеке. Если они воспламенятся — нам…
Договорить он не успел. Снизу в спускаемый аппарат что-то ударило, послышались грохот, скрежет и шипение уходящего из кабины воздуха.
— «Орланы», я — «Заря»! «Орланы», ответьте «Заре»! Почему молчите?! — кричал руководитель полетов.
«Марс-экспресс», получив от возгорания топлива импульс вращения, так и остался на прежней орбите. А разваливающийся на части «Союз ТМ» с каждой секундой отдалялся от него в черноту открытого космоса…
Глава первая
Российская Федерация; Москва Здесь и далее — наше время
— Я все понимаю, Роман Аркадьевич, и готов вас выслушать. Но сегодня, к сожалению, не могу, — монотонно говорил в телефонную трубку глава «Роскосмоса». По всему было видно, что общение не доставляло ему удовольствия. — Может быть, завтра? Перед обедом у меня будет получасовое «окно»…
— Игорь Александрович, я тоже человек занятой, но дело у меня к вам серьезное, — настаивал Велесов. — Очень серьезное и срочное. И, кстати, довольно выгодное для вашей корпорации.
Игорь Воробьев понял, что избалованный и нахальный миллиардер так просто не отвяжется. Он всегда шел напропалую, лез по головам и был не из тех, кто считал такт с деликатностью лучшими союзниками в переговорах.
— Роман Аркадьевич, дело в том, что через полтора часа я должен быть в Кремле на расширенном совещании кабинета министров, — признался Воробьев, искренне надеясь, что хотя бы эта новость оградит его от настойчивости Велесова.
Не тут-то было.
— Я могу поговорить с любым из ваших заместителей, — тут же нашелся он. — Поверьте, мое предложение станет для вас приятным сюрпризом.
Воробьев поскреб чисто выбритую щеку.
— Хорошо. Я пришлю Анатолия Андреевича Образцова. Это моя правая рука… Вы, должно быть, слышали о нем.
— Да, припоминаю.
— Где вам удобнее с ним встретиться?
— Я еду в вашу сторону; минут через тридцать буду на Щепкина. Можем побеседовать в моей машине.
— Договорились. Он выйдет к вам…
Положив трубку на аппарат, Воробьев связался с секретарем и попросил пригласить к нему заместителя. Вскоре тот вошел в кабинет.
— Анатолий Андреевич, у меня к тебе просьба, — сказал глава «Роскомоса». — Присаживайся…
— Слушаю, Игорь Александрович, — устроился тот сбоку от рабочего стола.
Наедине они всегда общались запросто, по-дружески, ибо знали друг друга много лет. При подчиненных всегда переходили на «вы».
— Я через десять минут отбываю в Кремль на совещание, а тут Велесов нарисовался.
— Велесов, — нахмурился заместитель. — Это не тот, который олигарх?
— Тот самый. Владелец заводов, газет, пароходов. Точнее — шестипалубных яхт.
— И что ему от нас нужно?
— Понятия не имею. Сказал, будто есть выгодное предложение. Обещал скоро подъехать к центральному входу. Ты уж сделай милость — спустись и переговори с ним. Он, к сожалению, не тот человек, перед носом которого можно захлопнуть дверь, — поморщился Воробьев.
— Точно — не тот. Он с премьером-то почаще встречается, чем мы с тобой.
— В том-то и дело. В общем, возьми на себя обязанность выслушать этого сноба, а я попробую разжалобить на совещании высокое начальство и выбить хоть какие-то крохи для нашего бюджета.
— Было бы неплохо, — кивнул Образцов. — На два очередных запуска «Прогрессов» к МКС наскребли, а что делать дальше? Либо падать в ножки вице-премьеру, либо возвращать экипаж и консервировать наш сегмент. А это… сам понимаешь.
— Понимаю. Ладно, пора собираться…
Спустя пару минут они простились на крыльце главного входа: глава «Роскосмоса» уселся в свой служебный автомобиль, а его заместитель достал сигарету, подпалил ее и, прохаживаясь под козырьком, принялся ожидать появления кортежа известного олигарха…
* * *
Отец Романа скончался от цирроза печени в последний месяц двадцатого века. Характер папаши был несносный и заносчивый. Обычный самовлюбленный мелкий чиновник поселковой администрации с большими связями, для которого все прочие — мусор под ногами. По этой причине его смерти обрадовались не только сотрудники Пенсионного фонда, но и большинство коллег и родственников. И только юный Ромка горевал с той искренностью, на какую была способна его черствая душа. Горевал, потому что потерял единственного покровителя, неоднократно спасавшего из дурацких переделок.
