Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
Иногда это все, что есть у человека.
Нэнси стояла, как вкопанная, посреди вестибюля, стиснув пальцы на ручке чемодана, и оглядывалась вокруг, стараясь сориентироваться в новой обстановке. Она сама толком не знала, чего ждала от этой «спецшколы», куда ее отправили родители, но точно не рассчитывала попасть в такой… фешенебельный коттедж. Стены здесь были оклеены старомодными обоями в цветочек (розы и вьющиеся клематисы), немногочисленная мебель в нарочито скромно обставленном коридоре вся была старинная, добротная, из хорошо отполированного дерева с латунной фурнитурой, в том же стиле, что и длинные гнутые перила. На полу был паркет вишневого дерева, а когда Нэнси подняла взгляд повыше, стараясь не задирать при этом подбородок, то увидела прямо перед собой искусной работы люстру в форме распускающегося цветка.
– Между прочим, работа нашего бывшего ученика, – произнес чей-то голос. Нэнси оторвала взгляд от люстры и взглянула на лестницу.
Женщина, спускавшаяся по ступенькам, была по-старушечьи сухопарой, но спина у нее была прямая, и за перила она держалась, кажется, не для опоры, а только чтобы не потерять направление. Волосы у нее были белые, как у самой Нэнси, только без дерзких черных прядей, завитые перманентной завивкой и уложенные в прическу, напоминавшую гриб-дождевик или одуванчик, готовый вот-вот разлететься. Вид у женщины был бы вполне респектабельный, если бы не ярко-оранжевые брюки, не свитер ручной вязки всех цветов радуги и не ожерелье из разноцветных полудрагоценных камней, совершенно не гармонирующих между собой. Как ни старалась Нэнси сдерживаться, глаза у нее сами собой распахнулись от удивления, и она тут же возненавидела себя за это. С каждым днем она понемногу утрачивала свой дар неподвижности.
Если так пойдет, она скоро станет такой же дерганой и неуравновешенной, как все живые, и тогда ей уже никогда не вернуться домой.
– Она практически вся стеклянная, не считая, разумеется, деталей из других материалов, – продолжала женщина. Ее, казалось, ничуть не смущало, что Нэнси так откровенно разглядывает ее. – Я даже точно не знаю, как делаются такие вещи. Кажется, из расплавленного песка, что-то в этом роде. А вон те большие призмы в форме слезинок – мои. Все двенадцать – моих рук дело. Я считаю, есть чем гордиться. – Женщина помолчала, очевидно, ожидая ответа.
Нэнси сглотнула. Все эти дни у нее то и дело першило в горле, и ничем эту сухость было не прогнать.
– Если вы не знаете, как делается стекло, как же вы сделали эти призмы? – спросила она.
Женщина улыбнулась.
– Из собственных слез, разумеется. Всегда выбирай самое простое объяснение – обычно оно и есть самое верное. Я – Элеанор Уэст. Добро пожаловать в мой дом. Ты ведь, наверное, Нэнси.
– Да, – медленно проговорила Нэнси. – Откуда вы?..
– Просто кроме тебя мы сегодня никого не ждали. Вас тут теперь не так много, как раньше. Либо двери стали попадаться реже, либо вы стали чаще оставаться там. А теперь постой минутку тихонько, дай мне тебя рассмотреть. – Элеанор спустилась с последних трех ступенек, остановилась перед Нэнси и с минуту пристально вглядывалась в нее, а потом обошла вокруг. – Хм. Высокая, худая, очень бледная. Ты наверняка была где-то, где нет солнца – но вампиров, пожалуй, тоже нет, судя по твоей шее. Джек и Джилл будут очень рады. Их уже утомило вечное солнце и милые люди со всех сторон.
– Вампиров? – безучастно переспросила Нэнси. – Их вообще не бывает в реальности.
– Да тут и нет никакой реальности, моя хорошая. Все нереально. И этот дом, и этот разговор, и эти твои ботинки – кстати, они уже несколько лет как вышли из моды, имей в виду, если хочешь снова вписаться в современный стиль. А если не хочешь расставаться с недавним прошлым – к траурному костюму они тоже не очень-то подходят. И ты, и я – нереальны. Реальность – бранное слово, и я буду тебе благодарна, если ты постараешься употреблять его как можно реже, пока живешь под моей крышей. – Элеанор снова остановилась перед Нэнси. – Волосы тебя выдают, вот что. Где ты была – в Подземном царстве или в Царстве теней? Ясно, что не в Загробном мире. Оттуда не возвращаются.
Нэнси уставилась на нее, беззвучно шевеля губами – голос куда-то пропал. Старуха произнесла эти слова – жестокие, невозможные слова – таким будничным тоном, словно спрашивала о каких-нибудь пустяках, вроде графика прививок.
Лицо Элеанор изменилось – на нем появилось мягкое, извиняющееся выражение.
– Ох, вижу, я тебя расстроила. Со мной это бывает, к сожалению. Видишь ли, я ведь была в мире Абсурда. Шесть раз переходила туда-сюда, пока мне не исполнилось шестнадцать, а потом, когда уже не могла туда попасть, так и не научилась как следует держать язык за зубами. Ты, должно быть, устала с дороги, и тебе любопытно узнать, что будет дальше. Верно? Я покажу тебе твою комнату, как только разберусь с твоими координатами. Видишь ли, в таких вопросах, как выбор комнаты, это очень важно. Нельзя селить путешественницу из мира Абсурда вместе с той, что пришла из мира Логики, если не хочешь потом объясняться с местной полицией по поводу увеличения насилия в школе. Полицейские к нам иногда заглядывают, хотя обычно нам удается не привлекать их внимания. Нам важно, чтобы школа не потеряла аккредитацию, хотя, я бы сказала, у нас тут не столько школа, сколько что-то вроде реформаториума. Хорошее слово, правда? Реформаториум. Звучит так солидно, а на самом деле ровно ничего не значит.
– Я ничего не понимаю из того, что вы говорите, – сказала Нэнси. Она тут же устыдилась своего голоса: не голос, а какой-то мышиный писк. И в то же время она была рада, что смогла хоть что-то выговорить.
Лицо Элеанор стало еще мягче.
– Тебе больше не нужно притворяться, Нэнси. Я знаю, что ты пережила – знаю, откуда ты. Я сама когда-то, давным-давно, переживала нечто похожее, когда возвращалась из своих путешествий. Это не то место, где нужно лгать и притворяться, что у тебя все хорошо. Мы и так знаем, что все плохо. Иначе бы ты здесь не оказалась. Итак, где ты была?
– Я не…
– Забудь пока такие слова, как Абсурд и Логика. С этим позже разберемся. Просто отвечай. Где ты была?
– Я была в Чертогах мертвых. – От того, что эти слова прозвучали вслух, Нэнси испытала какое-то почти болезненное облегчение. Она снова замерла, уставившись в пространство, словно видела свой голос, плывущий в воздухе – сверкающий, темно-гранатовый, безупречно прекрасный. Потом сглотнула, так и не сумев прогнать сухость в горле, и сказала:
– Это было… Я искала ведро в подвале, у нас дома, и наткнулась на эту дверь, которой раньше никогда не видела. Я открыла ее и оказалась в роще гранатовых деревьев. Я подумала, что, наверное, упала и ударилась головой. И пошла дальше, потому что… потому что…
Потому что в воздухе пахло сладко-сладко, а небо было из черного бархата, усыпанного светящимися бриллиантовыми точками – они совсем не мерцали, горели ровным холодным огнем. Потому что трава была мокрая от росы, а ветви деревьев тяжелые от плодов. Потому что ей хотелось узнать, что там, в конце длинной тропинки, вьющейся между деревьев, и потому что не хотелось возвращаться, так и не поняв, что же произошло. Потому что впервые в жизни у нее было чувство, что эта дорога ведет домой, и уже одно это заставляло ее шагать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и наконец она побежала, рассекая чистый ночной воздух, и все остальное было уже неважно и никогда уже не будет важным…
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31