Предчувствие Гази-Герая не обманывало его: обстоятельства складывались не в его пользу. Нужно заметить, что теперь отношения Порты к Крыму приняли совершенно противоположную прежним форму. Пока турки чувствовали себя сильными и постоянно ввязывались в военные столкновения со своими европейскими соседями, Крым служил им постоянным резервом вспомогательных полчищ, облегчавших им своими опустошительными набегами борьбу с неприятелями. Поэтому, мы видели, султаны то и дело понукали ханов к постоянным сборам на войну и походам; ретивых в этом деле чествовали и ценили; уклонявшихся или неохотно отбывавших военную повинность недолюбливали и смещали. Теперь наступили другие времена. Карловицкий трактат[6] был первым серьезным предостережением Порте на будущее время вести себя не так самонадеянно и высокомерно, как прежде. Неудачи в войнах с русскими показали ей, что путь мирных отношений будет для нее надежнее рискованных военных предприятий. И они, кажется, поняли этот урок: отрешение от должности и потом казнь верховного везиря Дал-Табан-Мустафы-паши[7] были сколько результатом интриги против него шейх-уль-исляма[8], столько же и делом политических соображений, по которым чересчур воинственный дух садразама[9] и проникнутая этим духом его политика были признаны не отвечавшими требованиям того времени. Но турецкое общество не скоро могло свыкнуться с этими необходимыми ограничениями своего исконного самомнения. Янычары остались недовольны сменой воинственного везиря и назначением на его место человека статского по преимуществу — Рами-паши[10]: под первым попавшимся предлогом они подняли бунт, стоивший султану Мустафе II (1695–1703) трона.
То же в некотором смысле происходило и с крымцами. Они, можно сказать, были испорчены турецким сюзеренитетом. Как ни дики, ни грабительски были их природные инстинкты, но, предоставленные самим себе, татары под влиянием изменившихся обстоятельств непременно перешли бы к иному, чем прежде, образу жизни. Окончательное разобщение с коренным гнездом, давно уже утратившей свое могущество и павшей Золотой Ордой, постоянное мирное сношение с соседними европейцами мало-помалу отвадило бы их от хищнических поползновений, и они бы сделались такими мирными обывателями-хозяевами своего клочка земли, какими их знавали в позднейшее время. Но турки в своих видах старались создать из крымцев поголовную разбойничью кавалерию, всякую минуту готовую идти куда угодно в набег. Постоянно давая такое занятие крымскому населению, турки уничтожили в нем стремление к мирной, трудовой жизни, приучив жить за счет добычи, награбленной во время набегов по турецкой надобности. Если татары, бывало, и отказывались от похода, то разве только сытая лень была тому побудительной причиной. Теперь же, когда даровому источнику их благосостояния сразу был положен предел международными порядками, они очутились, конечно, в самом безвыходном положении: работать не привыкли и не научились, а жить войною стало нельзя. Те же турки, которые прежде подстрекали татар к войне и набегам, теперь всеми мерами старались, в силу принятых на себя международных обязательств, удерживать их от всяких поползновений к грабительским вторжениям во владения соседних государств. Прежде ханы довольно часто были сменяемы за неподчинение приказаниям Порты относительно военных набегов на земли ее неприятелей. Теперь они стали еще чаще меняться, но уже за то, что не в силах были справиться с мятежными толпами своих подданных, беспрестанно волновавшихся, ища выхода из непривычного для них положения, созданного громадным усилением соседней России и международным ослаблением их сюзерена — Порты.
Так случилось прежде всего с Гази-Гераем. Он долго не царствовал. При нем ногайцы, кочевавшие близ Анапы, ринулись своей мятежной массой за Кубань, производя смуту и беспорядки среди черкесов. Хан поручает усмирение их своему калге[11], который с испокон века обязан был ведать дела черкесские. Лукавый Каплан-Герай, почему-то прежде страстно любивший воевать с черкесами, на этот раз счел нужным до поры до времени уклониться от возложенного на него поручения. Метя сам попасть в ханы, он, вероятно, понял, что эти волнения ногайцев рано или поздно послужат-таки причиною свержения Гази-Герая; а потому в своих же интересах не имел надобности стараться о подавлении этих волнений, открывавших ему путь к ханской власти; но только он это устроил благовидным образом, отыскав предлог удалиться в свою резиденцию Ак-Мечеть.
Между тем верховный везирь, задумав посадить на ханство опять приятеля своего Девлет-Герая, повел интригу против Гази-Герая и орудие для нее нашел в собственном ханском везире Мустафа-аге. От московского царя прислан был в Порту посол с жалобой на беспокойное поведение ногайцев и татар. Чорлулу-Али-паша и воспользовался этим случаем, чтобы сменить хана. Он сообщил заявление русского посла в рамазане 1118 года (декабрь 1706) ханскому везирю. Последний, прибыв в Порту, очернил пред самим султаном намерения и действия хана, которому и дана была отставка. Но только не удалось и Али-паше достигнуть своего: ханство было пожаловано не его другу-приятелю Девлет-Гераю, а калге Каплан-Гераю. Что это была чистая интрига, видно из неясности и неопределенности мотивов смены Гази-Герая, приводимых османскими историками. Ему указано было жить в Румелии[12] в Карын-Абаде, где он вскоре и умер от чумы.
У Сестренцевича-Богуша[13] насчет Гази-Герая находятся только одни неточности — что будто он сменен за то, что «осмелился советовать Порте войну против России»; что «он уступил весьма спокойно свою корону Девлет-Гераю» и что, наконец, он «удалился в Чингиссерай, находившийся на один градус экватора от Царя-Града». В «Краткой истории»[14] свержение Гази-Герая поставлено в какую-то связь с поражением и бегством шведского короля от русских, что, как известно, случилось позже. Впрочем, тут вообще как-то неясно сказано, чем повинен был в злосчастном приключении шведского короля хан Крымский, что его за это сменили. Даже год вступления Каплан-Герая на ханство тоже неверно означен — 1120 (1708–1709); в этот год хан как раз получил отставку.
