Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Снившиеся зайцы сновали все быстрее. Они не стояли на месте; им не терпелось вскарабкаться то на одну скалу, то на другую, и, карабкаясь, они проявляли невиданную сноровку. Они перемещались так быстро, что я не успевал за ними следить, а видел только ярко-синие линии, тянувшиеся за ними шлейфом. Эти светящиеся линии напоминали инфракрасное излучение, которое часто показывают в фильмах про грабителей и которое образует надежную защитную клетку в специальных банковских хранилищах. Такое излучение, которое – вы, конечно, поняли, о чем я, – герой видит, только если надел специальные очки. Но линии света, которые тянулись за зайцами, были ярко-синими. Я это хорошо помню.
В тот момент зазвонил телефон. Не успел я ответить, как услышал голос Хатидже-ханым, домработницы, которая приходила ко мне несколько раз в неделю. «Ужас, Ахмед-бей! Аллах, какой ужас случился!» – причитала она.
В таких ситуациях, то есть когда кто-то страшным голосом кричит «ужас», я сразу понимаю, что надо начинать бояться, и мне тут же вспоминается мой брат-близнец Мехмед. Так что некоторое время я слушал ее, не проронив ни звука, а затем, почувствовав, что она успокаивается, осторожно спросил, что же она подразумевает под словом «ужас».
«Вы что, еще не слышали про Арзу-ханым?» – всхлипнула она.
Я поинтересовался, что стряслось с Арзу-ханым. Она ответила, что у нее язык не поворачивается такое рассказывать, но затем, должно быть, поняла, как глупо с ее стороны звонить по телефону, приговаривая «какой ужас», но так и не рассказать, что же все-таки за ужас приключился, и она прошептала в трубку: «Арзу-ханым убили!»
Я задумался, что следует делать в такой ситуации. Обычно люди, узнав о смерти знакомого человека, выражают печаль. Жизненный опыт подсказывал мне именно это. Да, следовало сказать что-то о том, как я огорчен, но если чувства выразить я еще кое-как мог, то вот их мера мне никогда не удавалась. То есть разумом я все это понимал, но сердцем ощутить не мог. Да и что вообще может этот жалкий, измотанный жизнью насос!
Что мне следовало сделать – заплакать или вскрикнуть от изумления? Ведь я близко знал Арзу, больше того, я расстался с ней примерно семь или восемь часов назад. Наверное, мне следовало выразить все эти чувства одновременно. Да, но как и насколько мне следовало их выразить?
Так что вначале я изумленно вскрикнул, тем самым нарушив неловкое и затянувшееся молчание. Потом, решив, что этого недостаточно, я воскликнул: «Какое горе! Какое ужасное горе! Как это произошло?»
Любопытство – совершенно нормальное чувство, и любому человеку, услышавшему про убийство, хочется узнать подробности.
«Вечером у них были гости…» – начала рассказывать Хатидже-ханым. Вообще-то ей не нужно было все это рассказывать: я знал об этом, так как сам был вечером у них в гостях. Я провел там целый вечер – вместе с Арзу, одетой в ярко-красное платье на бретельках, выставлявшее на всеобщее обозрение ее загорелые плечи, ее мужем Али и их друзьями из Стамбула. Так как дело было летом, мы сидели в большом саду, благоухавшем ароматом жасмина – таким сильным, что, казалось, им и сейчас пахла моя кожа.
Но я продолжал слушать рассказ домработницы, не проронив ни слова.
«Вечером Али-бей ненадолго уехал, чтобы показать гостям выезд на трассу».
Да, и об этом я тоже знал, потому что ушел от них сразу после него. Я пешком дошел до дома и лег спать. Чтобы выехать к Стамбулу из Подимы, то есть из нашей деревеньки, необходимо довольно долго плестись темными и извилистыми проселочными дорогами по полям. Приезжие обычно теряются. Сбившись с пути, они плутают в темноте до утра, пока не застревают, наконец, в песке где-нибудь у скал на берегу Черного моря – впрочем, такими живописными песчаными пляжами в окружении скал и славятся наши места. Так что Али именно поэтому отправился показать своим стамбульским друзьями дорогу на машине.
«Через полчаса Али-бей вернулся и увидел, что во всем доме горит свет. Он несколько раз позвал жену из сада. Не дождавшись ответа, вошел и вот… Ее… так… Аллах Всемогущий, как ее…»
В трубке раздавались такие звуки, будто бы на том конце провода кто-то кого-то душил. Честно говоря, мне они показались очень смешными, однако смех в ту минуту был бы ни к месту, потому что старую женщину в самом деле сдавливали рыдания. Я ждал. Не будет же она плакать вечно, когда-нибудь успокоится.
Через некоторое время Хатидже-ханым взяла себя в руки и, шмыгая носом, сумела выговорить: «Простите меня, мне очень тяжело…», а затем, окончательно собравшись с духом, продолжила: «Вернувшийся домой муж увидел, что Арзу-ханым лежит у лестницы в луже крови. Такая красавица вся была изрезана ножом, бедненькая. Алая ее кровь дотекла аж до середины гостиной. Иншаллах, найдут мерзавца, покарает его Аллах Всемогущий, гореть ему в адском пламени до скончания века, иншаллах, за то, что погубил такую красоту!»
«Кто же это сделал?»
«Я не знаю, и никто не знает. Полиция сейчас всех опрашивает, даже, говорят, прокурор приехал. Журналистов тоже понаехало. Я же неграмотная женщина, в таких делах не понимаю».
После звонка Хатидже-ханым я сладко потянулся, как кот, а потом сварил себе в кофеварке кофе. Пока я завтракал, в магнитофоне играли песни Мелоди Гардо. Каждое утро певица пела мне низким, чувственным голосом: «Сердце твое черное, как ночь». Я постоянно слушаю музыку, потому что она помогает мне понимать и познавать человеческие чувства, но не выношу ничего, кроме джаза, подобного тому, что исполняет Мелоди Гардо. Все остальное мне кажется приторным. С трудом терплю всякие глупые эмоции.
У меня в доме только одна-единственная комната не превращена в библиотеку – помимо кухни, разумеется. В этой комнате стоит широкая удобная кровать и большой платяной шкаф с белыми полированными дверцами. В шкафу в безупречном порядке хранится моя одежда, старательно выглаженная и сложенная Хатидже-ханым. Все разложено по категориям: в порядке пребывают не только белье и носки, но и брюки, рубашки, пояса, галстуки, пиджаки и костюмы. Шерсть и хлопок лежат отдельно, одежда на прохладную и жаркую погоду – отдельно. Каждое утро одно из первых дел, которыми я занимаюсь, заключается в том, что я смотрю на экран гаджета, где транслируется погода, и выбираю сообразный наряд. В общем, если экран показывает 22 ºС, я надеваю одно, а если 19 ºС – совсем другое. Гардероб мой состоит, ко всему прочему, из двух частей в соответствии с двумя различными состояниями погоды, которые разделяет разница в пять градусов. Брюки тоже разложены на группы, к каждой паре прикреплена этикетка, на которой написана температура от 0 ºС до 30 ºС с интервалом в пять градусов. Этот порядок никогда не нарушается. Пожалуйста, не сочтите меня богачом после такого рассказа. Я всего лишь пенсионер, некогда служивший инженером, средства мои ограничены, трачу деньги я весьма экономно и, по правде говоря, живу очень скромно. Вся одежда у меня старая, однако из-за тщательного ухода выглядит неплохо.
В прочих комнатах, которые сделаны в виде библиотеки, стоит кое-какая мебель – стул, кресло, журнальный столик. В одной из комнат есть кушетка и Любимая. До сегодняшнего дня на кушетке спал мой брат Мехмед. А других гостей у меня никогда и не было. Любимая – это имя одного прибора; может, ниже я и расскажу о нем, потому что собрал я его сам, узнав из интернета, как такие работают.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
