После наполеоновского пожара восстановление города проходило под руководством специально созданной «Комиссии для строения Москвы», работавшей под управлением известного архитектора О. И. Бове. Городу предстояло буквально быть построенным заново, и для придания облику древней столицы архитектурного единства комиссия разработала каталог фасадов зданий и архитектурных деталей. Домовладельцам высочайшим указом предписывалось руководствоваться этим каталогом, причем особо рекомендовалось окрашивать стены домов в определенный цвет (желтый), хотя как раз это новшество и не было обязательным. Многие домовладельцы предпочитали цвет, который в ту эпоху именовали «диким» (темно-серый цвет в подражание необработанному, «дикому» камню), различные оттенки синего и характерный для московской архитектуры нежно-зеленый цвет… Колонны, наличники окон, декоративные детали окрашивались белым. Так сформировалась та самая Москва эпохи классицизма, которую мы теперь и представляем себе, говоря о московской старине.
Многие здания, построенные в соответствии с каталогом Комиссии, достояли бы до наших дней, но большинство из них пали жертвами изменяющейся архитектурной моды, побуждавшей домовладельцев перестраивать свои жилища, а то и вовсе сносить их, чтобы возвести более современные по дизайну строения. Первые ее приметы подметил уже в первой половине XIX в. М. Н. Загоскин, который сравнил «старые» и «новые» вкусы: «Собственный дом, в котором живет моя сестрица, может назваться типом или, по крайней мере, образцом большей части деревянных домов тех московских зажиточных дворян, которые не принялись еще отделывать дома свои во вкусе средних веков, то есть пристраивать к ним готические балконы в виде огромных фонарей и колоссальных перечниц, а живут точно так же, как жили лет двадцать пять тому назад. Деревянный дом моей родственницы построен на двенадцати саженях, оштукатурен и снаружи и внутри, с большим мезонином, на фронтоне которого как жар горит вытиснутый на латуни герб… Весь дом окрашен в бледно-палевый цвет, исключая различных орнаментов, которые покрыты белой краскою. Перед домом обширный двор с двумя воротами, из которых одни всегда заперты; на воротах неизбежные алебастровые львы. Позади дома сад на трех десятинах, с порядочным прудом и красивой беседкою» (сборник литературных очерков «Москва и москвичи»). Несмотря на то что в XIX в. реконструкция, а тем более строительство были делом куда более трудоемким и неспешным, чем в наши дни, к середине столетия на московских улицах появились и «новинки», подобные тем, которые описывает все тот же Загоскин: «..дом на Остоженке, с какими-то стеклянными фонарями да вычурными балкончиками…». Наиболее разительные изменения в облике города стали происходить после отмены крепостного права, вызвавшей бурный рост российского капитализма. В среде купцов и промышленников возникла устойчивая тенденция — строить дома «почуднее», сообразуясь не с общепринятым стандартом, а с прихотями собственного «ндрава». В конце XIX — начале XX в. на помощь любителям архитектурного эпатажа пришел стиль «модерн»…
Такой в первой четверти XX столетия встретила Москва государственный переворот. Новая власть уделила внимание облику древней столицы не сразу. Но уже в 1935 г. был утвержден «Генеральный план реконструкции Москвы», в просторечии обычно называемый «сталинским». Таких кардинальных изменений, да еще проводившихся столь быстро и комплексно, Москва еще не знала!
Преобразователи новой волны мало заботились о том, чтобы сохранить здания, имевшие историческую или художественную ценность. Перед реконструкторами стояла совершенно иная задача — сделать город, которому в 1918 г. был возвращен статус столицы, своего рода «витриной» державы победившего пролетариата. Широкие заасфальтированные улицы, многоэтажные, многоквартирные дома, помпезные общественные здания, метрополитен, развитая сеть общественного транспорта — эта Москва, так хорошо знакомая нам по фильмам 1930-1950-х гг., дошла до наших дней почти неприкосновенной. Была ли эта новая, «социалистическая» Москва лучше того города, который стал для большевиков ареной уникального градостроительного эксперимента?
И да, и нет. Действительно, в XX в. древняя столица вступила, будучи не слишком приспособленной к требованиям нового времени. Улочки, многие из которых были по старинке вымощены булыжником, снабженные дощатыми тротуарами, на окраинах — и вовсе немощеные «трассы»… Слабо развитый общественный транспорт, архаичная инфраструктура… Немалое количество зданий, построенных без учета таких достижений строительной науки, как центральное отопление, канализация, даже водопровод! Все это, конечно, омрачало жизнь москвичей. Однако решение проблем, которые создавали, как отмечалось в тексте Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 июля 1935 г., «узкие и кривые улицы, изрезанность кварталов множеством переулков и тупиков, неравномерная застройка центра и периферии, загроможденность центра складами и мелкими предприятиями, низкая этажность и ветхость домов при крайней их скученности, беспорядочное размещение промышленных предприятий, железнодорожного транспорта и других отраслей хозяйства и быта», — проводилось поистине варварски. Древние исторические и архитектурные памятники, оказавшиеся «не в том месте» на распланированных волевым решением новых магистралях или на участках, предназначенных для возведения многоэтажных зданий в стиле «сталинского ампира», безжалостно уничтожались. Помимо чисто утилитарного подхода к бесценному культурному наследию, роковую роль сыграла идеология. Именно стремлению к уничтожению религиозной компоненты в жизни общества обязаны мы богоборческой кампании 1930-х гг., в ходе которой здания храмов различных конфессий уничтожались или, что еще ужаснее, сознательно осквернялись. В ту эпоху мы с вами лишились многих древних памятников зодчества, и эти потери уже не восполнить. Вот лишь несколько примеров из мартиролога московской старины.
В здании храма святителя Николая на Подкопае, заложенном в 1494 г., устроили штамповочный цех полиэтиленового завода. Для этой цели были выломаны внутренние перегородки, разрушен уникальный по своему инженерному решению сферический купол (дополнивший облик храма в 1858 г.).
Женский Страстной монастырь, основанный в 1654 г. по велению царя Алексея Михайловича возле Тверских ворог Белого города в память о прибытии через них в Москву чудотворного образа (иконы) Богоматери Страстной. «Сердцем» будущего монастыря стал пятиглавый собор, стоявший на этом месте с 1646 г. С 1922 г. на территории монастыря устроили общежитие, а с 1928 г. в древних стенах угнездился Центральный антирелигиозный музей Союза безбожников СССР, экспозицию которого иначе как кощунственной не назовешь. По свидетельству современника, в витринах соседствовали иконы, предметы богослужения — и такие «научные курьезы», как «труп фальшивомонетчика, найденный в лестничной клетке московского дома» (МЛ. Богоявленский).
На Поварской улице стоял храм Рождества Христова, бывший когда-то религиозным центром местной стрелецкой слободы. Он был построен в 1640-х гг. А в 1931 г. разрушен, дабы освободить место для клуба… общества политкаторжан (разумеется, не жертв начинавшихся репрессий, а тех членов партии большевиков, которые до революции отбывали наказание за свою деятельность). Как видим, идеологический мотив, стремление изменить в народном сознании систему ценностей просматривается четко…