Он пнул до сих пор конвульсивно дергающееся тело и отвернулся. Поблизости что-то застучало. Характерный стук серебристых конечностей был единственным шумом, которым сторожевые звери себя выдали. Несколько из них вырвались из неестественного подлесья и бросились к нему. Глупо было думать, что их будет всего трое. На этой планете неумеренность была такой же добродетелью, как и везде.
— Что ж, промедление смерти подобно, — произнес он, кидаясь им навстречу. Их было не меньше десяти, однако они двигались так быстро, что точно сосчитать не получалось.
Похожие на клюв морды стучали по его броне, пока он пытался пробраться через них. Гладкие когтеобразные отростки сдирали с керамита краску, а хвосты кнутами били по ногам и груди. Они пытались повалить его на землю. Он направил меч острием вниз, разрезав пополам одно из ртутных существ. Вверх брызнул кислотный ихор. Затем открыл огонь из болт-пистолета, и взрывные снаряды пробили в его противниках несколько дыр размером с кулак.
Атака неожиданно прекратилась. Выжившие сторожевые звери разбежались так же быстро, как появились. Олеандр ждал, осматривая окрестности. Он убил троих, остальных кто-то отозвал, и он, кажется, знал, кто именно. До него донеслись резкий хрип дыхания в гуманоидные легких и вонь искусственно созданной плоти.
Олеандр выпрямился и вложил меч в ножны, не протерев.
— Чего вы ждете, дети? — Он поднял болт-пистолет и показательно убрал его в кобуру. — Я вас не трону, если будете себя хорошо вести.
Он развел руки в стороны, подальше от своего оружия.
В поле зрения показались неестественные силуэты, не такие обтекаемые, как сторожевые звери. Несмотря на причудливость конечностей, двигались они бесшумно. Они были одеты в лохмотья, бывшие когда-то военной формой, а у некоторых ее дополняли не подходящие по размеру элементы боевой брони. Большинство держали в кривых лапах различное стрелковое оружие: стабберы, автопушки, лазганы и даже один пороховой джезайл. Остальные были вооружены ржавыми клинками самых разных форм и размеров.
Единственным, что их объединяло, была степень уродства. Из надбровных дуг и щек, а иногда и из истекающих жидкостью глазниц росли изогнутые рога из окаменевшей кости. Переливающуюся плоть покрывали участки густой шерсти или округлой чешуи. У некоторых не хватало конечностей, у других их было слишком много.
Когда-то они были людьми. Теперь же стали просто кусками мяса. Со всех сторон на него смотрели бессмысленные глаза. И их было гораздо больше, чем он ожидал. Подобным искалеченным отбросам всегда жилось тяжело, тем более здесь, и смерть была у них единственной определенностью.
— Ну вы и красавцы, — сказал Олеандр, — Я так понимаю, вы приветственный караул. Ну что ж, ведите меня, дети, ведите. День подходит к концу, тени все длиннее, и странные луны уж выплывают из тьмы. А путь неблизкий.
Похожее на козла существо в офицерской фуражке с козырьком рявкнуло что-то — видимо, приказ. Стая настороженно поволоклась вперед, сомкнувшись вокруг Олеандра. Это был явно не приветственный караул, но его это устраивало, и он позволил им увести себя дальше в город. Олеандр прекрасно знал дорогу, но не видел смысла начинать конфликт.
По пути стая то увеличивалась, то редела случайным образом. Группы бормочущих здоровяков исчезали в тенях, но на смену им вскоре приходили новые. Олеандр с отстраненным интересом изучал грубую геральдику новоприбывших. Когда он был в последний раз, они с трудом понимали, что такое одежда. Теперь же они изобрели примитивные знаки различия и раскололись на четко выраженные группы — или племена. Возможно, разделение было вызвано территориальными отличиями.
Кому бы они ни служили, его они боялись. Олеандра эта мысль грела. Ему всегда нравилось быть объектом страха — это было совершенно особенное ощущение.
С недавнего времени его окружали существа, уже больше похожие на людей. Они были облачены в тряпки, испачканные в чем-то пурпурном, и броню, отмеченную символом, который отдаленно напоминал старую крылатую лапу Детей Императора. Его это развеселило. Они даже не могли вообразить, как много общего у них было с воинами, которым они пытались подражать. И те и другие невероятно далеко ушли от идеала, задуманного их создателем.
Его веселье угасло, когда в поле зрения наконец оказался дворец. Изящные ярусы грациозно поднимались к пузырящемуся волдырями небу. Тут и там из изогнутых стен вырезали куски, чтобы вставить дополнительные источники энергии, вентиляционные решетки и орудийные позиции. Дворец напоминал прекрасный цветок, покрытый техноорганической плесенью. С широкого проспекта, который вел к главному входу, убрали весь мусор, но за ним, у внешних стен древнего дворца, теперь лежали трущобы, выстроенные из обломков.
Несколько раз взгляд натыкался на конструкции, которые могли быть только варварскими алтарями, и статуи, украшенные сочленениями костей и подношениями, сшитыми из кожи и мяса. Мутанты тихо молились этим статуям, и в их молитвах постоянно звучали слова «Патер Мутатис» и «Благодетель». Отец мутантов. Олеандру оставалось лишь гадать, радует ли объект поклонения эта любовь или раздражает своей примитивностью.
Когда Олеандр и его эскорт вступили на проспект, невидимые горны прогудели то ли предупреждение, то ли приветствие. Ветер набрал силу, неся с собой непрекращающиеся крики древних мертвецов, а вместе с ними — лай и вой отребья из трущоб. В воздух вдруг поднялась пыль, мгновенно скрыв окружающие руины. Олеандр сначала хотел надеть шлем, но передумал. В шлеме было сложно петь.
— Песня души моей, голос мой мертв, умри недопетой, как дождь непролитых слез…
Внезапно какофония из трущоб остановилась. Остались только призрачные крики и пение Олеандра, но и они утихли, когда послышались тяжелые шаги и хруст камней и костей под ними. Сквозь поднятую ветром пыль лишь смутно угадывались очертания приближающегося человека. Олеандр опустил руку к болт-пистолету.
— Уверяю тебя: это ни к чему.
Вокс-канал заполняли помехи от атмосферных возмущений, но Олеандр все же узнал голос и слегка расслабился. Пыль оседала. Вперед вышло что-то огромное.
Раньше силовая броня воина была раскрашена в белый и синий, но теперь она в одних местах облезла до серого, а в других побурела от крови и прочих субстанций. Черная плесень пыталась захватить изрезанный в боях керамит, как грязь захватывает снег. На нагруднике висело шесть черепов, покрытых трещинами и опутанных цепями. Другие цепи пересекали торс и руки космодесантника, словно что-то удерживали. Как и Олеандр, воин имел при себе снаряжение апотекария, но он явно пользовался им чаще и под более сильным огнем. На бедрах висели два изогнутых фалькса.
— Ждешь меня? — спросил Олеандр. Он не убирал руку с болт-пистолета.
— Я услышал звериный вой, — ответил воин. Он поднял руки и отсоединил шлем. Замки зашипели, выпуская струи переработанного воздуха, и из-под шлема показалось знакомое, покрытое шрамами лицо. Когда-то, до бойцовых ям, он был красив. Теперь же походил на статую, которую использовали как мишень для учебной стрельбы, — И вот ты здесь. Поешь все ту же заунывную песню.
