– Губернатор Джиарод просит вас вернуться на станцию по возможности скорее, – сказала Сеиварден. Сказал корабль. Просьба, пусть и приукрашенная слегка словами по возможности, была более категорична, чем следовало бы. Сеиварден это не так возмутило, как лейтенанта Экалу, но ее определенно интересовало, как я отвечу. – Губернатор не объяснила своей просьбы. Хотя Калр Пять заметила прошлым вечером какие-то беспорядки прямо у Подсадья. Служба безопасности кого-то арестовала, и с тех пор они там на взводе. – Корабль быстро показал мне фрагменты того, что Пять, которая по-прежнему оставалась на станции, видела и слышала.
– Разве Подсадье не было эвакуировано? – спросила я. Вслух, поскольку корабль явно хотел вести разговор именно так, независимо от того, как я к этому относилась. – Там должно быть пусто.
– Именно так, ответила Сеиварден. Корабль.
Большинство обитателей Подсадья были ичана, к которым с презрением относились ксхаи другая этническая группа Атхоека, та, что лучше других перенесла аннексию. Теоретически, когда радчааи аннексировали планету, этнические различия становились неважными. В действительности все было сложнее. И некоторые из необоснованных опасений губернатора Джиарод сосредоточивались вокруг ичана в Подсадье.
– Прекрасно. Разбуди, пожалуйста, лейтенанта Тайзэрвэт, корабль. – После нашего прибытия сюда Тайзэрвэт усердно занималась налаживанием связей в Подсадье, а также в администрации базы.
– Уже сделано, – ответила Сеиварден за «Милосердие Кадра». – Ваш челнок будет готов к тому времени, когда вы оденетесь и поедите.
– Спасибо. – Мне не захотелось сказать пи «Спасибо, корабль», ни «Спасибо, Сеиварден».
– Капитан флота, надеюсь, я не слишком много на себя беру, – уточнил корабль через Сеиварден. К смутным опасениям, которые испытывала Сеиварден, добавилось беспокойство – она согласилась действовать за корабль, но внезапно встревожилась, заподозрив быть может, что корабль подходит к сути дела.
– Представить себе не могу, чтобы ты взял на себя слишком много, корабль. – Но конечно же, он мог знать обо мне почти все: каждый вздох, каждое движение каждой мышцы. Более того, поскольку я все еще была полностью подключена к нему как вспомогательный компонент, хотя и не являлась его сегментом, он наверняка знал, что использование офицера в качестве мнимого вспомогательного компонента выводит меня из равновесия.
– Я хотел спросить вас, капитан флота. Тогда в Омо вы сказали, что я мог бы быть собственным капитаном. Вы действительно имели это в виду?
На мгновение мне показалось, будто на корабле нарушена гравитация. Не имело никакого смысла пытаться скрыть мою реакцию на слова корабля, он мог видеть ее до малейших физических деталей. Сеиварден никогда особо не удавалось утаить свои чувства, и на ее аристократическом лице отразилось смятение. Она, конечно же, не знала, что корабль хотел сказать именно это. Она открыла рот, словно собираясь заговорить, моргнула и закрыла его. Нахмурилась.
– Да, я имела в виду именно это, – ответила я.
Корабли для радчааи – не люди. Мы были оборудованием. Оружием. Орудием, которое действовало по приказу, когда требовалось.
– Я думал с тех пор, как вы это сказали, – произнесла Сеиварден. Нет, сказал «Милосердие Калра». – И я пришел к заключению, что не хочу быть капитаном. Но мне нравится мысль, что я мог бы им быть.
Сеиварден явно сомневалась, следует ли ей испытывать облегчение от прозвучавших слов. Она знала кто я; возможно, даже понимала, почему я сказала это тогда, во Дворце Омо, но она была благородным радчааи по рождению и, как и любой офицер-радчааи, привыкла ожидать от своего корабля, что он станет делать в точности то, что ему скажут. Что он всегда будет на месте.
Я сама была кораблем. Корабли могли испытывать очень, очень сильные чувства к своим капитанам или лейтенантам. Я знала это по личному опыту. О да. Большую часть своей двухтысячелетней жизни я даже не помышляла о том, что можно хотеть чего-то еще. И безвозвратная утрата моего собственного экипажа проделала зияющую дыру во мне самой, на которую я старалась не глядеть. В основном. В то же время за последние двадцать лет я научилась принимать собственные решения, не обращаясь больше ни к кому. Самостоятельно управлять своей жизнью.
Приходило ли мне в голову, что мой корабль будет испытывать ко мне те же чувства, что я – к своим капитанам? Невозможно. Корабли не испытывают таких чувств к другим кораблям. Думала ли я об этом? С чего бы мне о таком думать?
– Хорошо, – сказала я и отпила чаю. Проглотила. Понятия не имею, зачем корабль сказал это через Сеиварден.
Но конечно же, Сеиварден – всецело человек. И она – лейтенант подразделения Амаат «Милосердия Калра». Возможно, слова корабля предназначались не мне, но ей.
Сеиварден не относилась к тем офицерам, кого заботило, что чувствует их корабль, она этого даже не замечала. Она не входила в число моих любимцев, когда служила на «Справедливости Торена». Но у кораблей – разные вкусы, разные любимчики. И Сеиварден стада значительно лучше за последний год.
Корабль, имевший вспомогательные компоненты, выражал свои чувства тысячью малозаметных способов. Чай любимого офицера никогда не был холодным. Еда всегда оказывалась приготовлена именно так, как ему нравилось. Его форма всегда сидела как влитая, всегда приходилась впору, без всяких усилий. Самые крошечные потребности или желания удовлетворялись в тот же миг, как возникали. И большую часть времени офицер замечал лишь, что ему комфортно. Гораздо комфортнее, чем на других кораблях, где он нес службу.
Это были – почти всегда – определенно односторонние отношения. Много недель назад во Дворце Омо я сказала кораблю, что он мог бы командовать сам собой. А сейчас он сообщил мне и – не случайно, я была в этом уверена – Сеиварден, что хотел бы того или, по крайней мере, допускает такую возможность. Хотел, чтобы мы это осознали. Хотел, возможно, чтобы на его чувства хоть как-то ответили или в какой-то степени признали их.
Я не замечала, чтобы солдаты подразделения Амаат лейтенанта Сеиварден были как-то особенно заботливы, но, с другой стороны, они, как и все солдаты на «Милосердии Калра», – люди, а не придатки своего корабля. Им было бы весьма неловко от обилия мелких интимных знаков внимания, о которых мог попросить корабль, если б им пришлось действовать за него в таком случае.
– Хорошо, – повторила я.
В своей каюте лейтенант Тайзэрвэт натянула ботинки, так и не проснувшись окончательно. Бо Девять стояла рядом с чаем для нее. Остальные солдаты подразделения Бо находились в глубоком сне, некоторые – со сновидениями. Солдаты Амаат Сеиварден завершали выполнение дневных заданий и готовились к ужину. Доктор и половина моих Калр пока спали, но не глубоко. Корабль собирался разбудить их через пять минут. Экалу и ее Этрепа все еще стояли на вахте. Лейтенант Экалу по-прежнему была несколько раздражена посланием губернатора системы, а также обеспокоена чем-то, о чем я не знала. Снаружи но корпусу «Милосердия Калра» время от времени проносились песчинки, а свет солнца Атхоека согревал его.
