2
Неоновые огни автопрокатного агентства, расположенного напротив вокзала, уже мигали далеко позади в зеркале заднего вида, а Пако по-прежнему натужно молчал, стиснув зубы и вцепившись скрюченными пальцами в баранку.
— Намереваешься дуться всю дорогу? — спросила его Лора, просматривая сообщения на своем телефоне.
Пако ничего не ответил, глядя на дорожные указатели, обозначавшие выезд из центра Брива. Приближаясь к площади с круговым движением, он немного притормозил, но все равно не вписался в поворот и слегка выскочил за разделительную полосу, когда обгонял чей-то запаленный пикап.
— А может, и все время командировки? — продолжала она, небрежно помахивая пальцем по экрану своего мобильника.
— Ничего я не дуюсь, — проворчал он, не разжимая зубов.
— Значит, еще хуже — выпендриваешься!
— Ладно! — в конце концов бросил он со вздохом. — Лучше уж сразу все высказать… Я никак в толк не возьму, какого черта ты взяла напрокат эту консервную банку…
— Увидела фотографию на сайте и решилась… По-моему, эта маленькая машинка даже забавна.
— Нам предстоит отмахать несколько сотен километров за неделю, а ты выбираешь «Фиат 500»!.. Я прекрасно знаю, что ты ненавидишь тачки, но все-таки могла бы посоветоваться со мной!
Лора убрала телефон в сумочку и извинилась, сославшись на запарку и свою общеизвестную некомпетентность в определении мощности двигателей. И в завершение своей оправдательной речи привела несколько вполне благовидных доводов в пользу того, что манера вождения Пако внушает ей якобы необычайное доверие. Тот для вида продемонстрировал суровую и непреклонную мину, однако внезапно посветлел лицом при виде дорожного указателя, отметившего окончание зоны коммерческой активности. Он прибавил газу и включил радио. Передавали ретроспективу музыки 80-х годов, которая и сопровождала их всю дорогу, заливая салон звуками слащавых синтезаторов и дряблых ударных. Они не обменялись ни словом. Пако насвистывал, постукивая пальцами по рулю, а Лора уткнулась носом в экран своего смартфона, брюзжа время от времени, когда пропадала сеть. Так прошел примерно час — среди приторных мотивчиков минувшего века, случайных соединений и головокружительных виражей департаментской трассы 706, проложенной вдоль извилистого русла Везера.
Неподалеку от Эсперака Пако резко сбросил скорость, когда Лора показала ему рукой на железную конструкцию в виде виселицы с болтавшейся на двух цепях вывеской: «Гостевой дом — 300 м». Они свернули направо и поехали по довольно ухабистой подъездной дороге, хотя трава вдоль нее была тщательно подстрижена. Наконец из-за купы деревьев на повороте появилась водяная мельница XVII века, по всем пунктам напоминавшая коттедж Викторианской эпохи, ее белая изгородь определяла границы большого, довольно запущенного парка. Они медленно проехали по гравию центральной аллеи и остановились перед крыльцом. Открылась дверь, и на пороге возникла невысокая женщина лет шестидесяти с широкими бедрами и тонким лицом, увенчанным рыжей укладкой. Ее хлопчатобумажное платье с набивным рисунком из розовых пионов и зеленых листьев служило гармоничным дополнением к недавно оштукатуренному фасаду. Лора проворно выскользнула из машины.
— Здравствуйте, мадам Ватсон! — воскликнула она ясным и полным воодушевления голосом. — Позвольте представить вам Пако, моего фотографа!
— А заодно и водителя! — добавил молодой человек, не без труда выбираясь из машины. После чего приветствовал хозяйку крепким рукопожатием.
— Добро пожаловать в «Ивовую мельницу»… — отозвалась та. — И, пожалуйста, зовите меня просто Маргарет.
Она старалась тщательно выговаривать слова и выделяла каждый слог, сопровождая свои усилия смягчить британский акцент заметными гримасками. Потом, поправив быстрым жестом прическу и одернув платье, пригласила их войти. Они прошли невзрачный холл, освещенный только дневным светом, лившимся сквозь стрельчатый витраж, и проникли в гостиную, где царил методично организованный беспорядок. Помещение напоминало то ли богемную лавку старьевщика, то ли буржуазный мебельный склад (зависит от того, как на это взглянуть): три разрозненных кожаных клубных кресла; еще одно, с «ушами», приземистое, разлапистое и обтянутое потертым бархатом; прикаминное коричневое сиденье из черешни; резной шкафчик для конфитюров и мармеладов, вычурный, словно виола да гамба; большой застекленный книжный шкаф, куда были напиханы вперемешку десятки романов в разномастных переплетах; фортепьянный табурет без фортепьяно; низкий инкрустированный полудиван вроде шезлонга с наброшенным на него шотландским пледом; ломберный столик; сухие букеты в напольных вазах; тесные ряды картин на стенах в основном со сценами охоты, скачущими лошадьми-чистокровками да бегущими борзыми; а также понатыканные где только можно подсвечники, залитые растаявшим стеарином. И все это было затенено узорчатыми, тяжеловесно обрамлявшими окна шторами с кручеными шелковыми подхватами.
У Лоры и Пако разбегались глаза. Им понадобился бы, наверное, не один час, чтобы освоиться среди этой рухляди, но в конце концов они нашли себе место и уселись за круглым столом, покрытым кружевной скатертью, пока мадам Ватсон заваривала чай на кухне. Вскоре она вернулась с фарфоровым сервизом «Веджвуд» на серебряном подносе и впечатляющим ореховым кексом.
— Ваши комнаты я покажу позже, — сказала она им, разливая дарджилинг по чашкам.
Пако взял кусок кекса и сразу же откусил половину. Лора сделала ему большие глаза, побуждая быть сдержаннее, а он шумно жевал, косясь на застекленную горку, где как в витрине была выставлена экстравагантная коллекция кружек с изображениями английского королевского семейства. Тут были представлены почти все Виндзоры, начиная с Елизаветы II, в разнообразных туалетах несколько кислотных оттенков и в шляпках всех тонов радуги; ее бледное лицо было как всегда прорезано загадочной улыбкой. На многих кружках рядом с ней красовался принц-консорт Филип Эдинбургский в различных возрастах своей долгой фантоматичной жизни. Рядом с ними помещался принц Чарльз в окружении своих сыновей Гарри и Уильяма, а также блестевшей глазами Кейт Мидлтон. Во втором ряду шли кружки с королевой-матерью, Анной, Маргарет и Эндрю; были также два довольно причудливых образчика, на которых с достоинством дремала королева Виктория (поясной портрет сепией). Хоть все это и было далеко от дворцового этикета, но то тут, то там все-таки угадывался целый протокол, окрашенный конформизмом и преувеличенной сентиментальностью, где преобладали одни лишь порывы сердца. Поодаль на бамбуковой этажерке стояли кружки, посвященные исключительно леди Ди. Всегда безупречно причесанная, она по большей части сияла лучезарной улыбкой, иногда немного дулась и смотрела на собравшихся то ироничным, то меланхоличным взглядом.
— Вы рассчитываете остаться тут на всю неделю? — спросила Маргарет Ватсон, положив новый ломоть кекса на десертную тарелку фотографа.
— Пока не знаем, — откликнулась Лора. — Но план у нас очень насыщенный: следующий номер «Гастрономических радостей» мы посвящаем кухне Перигора и, в частности, довольно много места отводим грибам.
