Семейство Бернэмов поужинало в салоне-ресторане первого класса, после чего вернулось в каюты, и тут, непонятно по какой причине, мысли Бернэма вновь вернулись к Фрэнку Миллету. Подчиняясь внезапному порыву, он вдруг решил послать Миллету из самой середины океана приветствие посредством мощного аппарата беспроводной связи Маркони, установленного на их корабле.
Бернэм звонком пригласил в каюту стюарда. Мужчина средних лет в безукоризненно отутюженном белом костюме взял его послание и отнес в каюту связи, расположенную на три палубы выше, на офицерском променаде [4]. Спустя несколько минут стюард вернулся с посланием в руке и сказал Бернэму, что оператор отказался его принять.
Превозмогая боль в ноге и сдерживая раздражение, Бернэм потребовал, чтобы стюард снова пошел в рубку беспроволочной связи за объяснением.
* * *
Бернэм практически всегда помнил о Миллете, а также и о том событии, которое свело их вместе: великой Чикагской всемирной выставке 1893 года. Миллет был одним из самых близких его друзей и соратников в долгой, шедшей с переменным успехом борьбе за строительство выставки. Официально она называлась «Всемирная Колумбова выставка», а ее официальным предназначением было празднование четырехсотлетней годовщины открытия Америки Колумбом, но благодаря Бернэму, главному строителю выставки, она обрела некое очарование и способность приводить в восторг, а также и всемирную известность под именем «Белого города».
Она работала всего шесть месяцев, однако в течение этого времени билетные кассиры зафиксировали 27,5 миллиона посетителей; общая численность населения страны в то время равнялась 65 миллионам человек. В один из дней, который можно считать рекордным по числу посетителей, на выставку пришло более 700 тысяч человек. То, что эта выставка вообще состоялась, тоже можно считать чудом. При ее строительстве Бернэму пришлось преодолевать бесчисленное количество препятствий, любое из которых могло бы – должно было – угробить само это начинание еще до дня открытия. Бернэм вместе со своими архитекторами сотворил город мечты, грандиозное величие и красота которого превосходили все, что могло появиться в воображении. Посетители надевали свои лучшие одежды и придавали своим лицам постно-торжественные выражения, словно им предстояло переступить порог величественного собора. Некоторые, видя красоту этого места, не могли сдержать слез. Они пробовали новое лакомство «Крекер Джек» [5] и новый фастфуд для завтрака «Шредед уит» [6]. Целые деревни вместе с жителями были вывезены из Египта, Алжира, Дагомеи и других отдаленных мест. В одной только экспозиции «Улица в Каире» было занято двести египтян, размещавшихся в разнообразных строениях; в экспозицию был включен и театр, вмещавший полторы тысячи зрителей и рассчитанный на то, чтобы познакомить американцев с новыми для них, в том числе и не совсем приличными, формами развлечений. Все экспонаты выставки были экзотическими и, что самое главное, отличались грандиозными размерами. На выставке, расположенной на площади в четверть квадратной мили, было построено более двухсот зданий. Размеры одного выставочного зала были достаточными по площади и пространству, чтобы одновременно вместить Капитолий [7], пирамиду Хеопса, Винчестерский собор [8], Мэдисон-сквер-гарден [9] и собор Святого Петра. Одно сооружение, отвергнутое первоначально как «чудовищно безобразное», впоследствии стало эмблемой выставки – это была машина столь огромных и устрашающих размеров, что она буквально тут же затмила собой Эйфелеву башню, что немало способствовало затягиванию раны, нанесенной гордости Америки. Никогда прежде такое множество ярчайших светил, таких как Буффало Билл [10], Теодор Драйзер, Сьюзен Б. Энтони [11], Джейн Аддамс [12], Кларенс Дэрроу [13], Джордж Вестингауз [14], Томас Эдисон, Генри Адамс [15], эрцгерцог Франц-Фердинанд [16], Никола Тесла, Игнаций Падеревский [17], Филипп Армор [18] и Маршалл Филд [19], не собиралось в одном месте и в одно время. Ричард Хардинг Дэвис [20] назвал эту выставку «величайшим событием в истории страны со времени Гражданской войны».
Но что-то непонятное и даже сверхъестественное происходило тем летом; вне всякого сомнения, оно было связано со Всемирной выставкой, которую, казалось, окутывала плотным, непроницаемым слоем какая-то неведомая тьма. Десятки рабочих получили травмы или даже расстались с жизнью при строительстве этой мечты, а их семьи в результате этого были обречены на нищету. Пожар унес жизни более пятнадцати человек, а сумасшедший убийца превратил церемонию окончания строительства из одного из самых пышных празднований столетия в массовые похороны. Происходили и худшие события, хотя молва о них распространялась медленно. Среди прекрасных творений, созданных Бернэмом, орудовал неизвестный убийца. Молодые женщины, которых в Чикаго тянули выставка и перспективы начать нормальную собственную жизнь, начали пропадать; в последний раз их видели в многоквартирном доме длиной с квартал, принадлежащем убийце – в архитектурном плане это была пародия. Только после закрытия выставки Бернэм и его коллеги узнали о трагических письмах, рассказывавших о дочерях, которые приехали в этот город и бесследно в нем сгинули. Пресса размышляла о том, как десятки посетителей выставки исчезли в этом здании. Даже члены городского «Уайтчепельского клуба», получившие закалку в уличных столкновениях и назвавшие свой клуб по имени лондонского района, где творил свои дела Джек-Потрошитель [21], испытали шок, увидев то, что детективы случайно обнаружили внутри, и столкнувшись с тем, что такие ужасные события оставались нераскрытыми так долго. В качестве рационального объяснения было признано влияние перемен, которые в то время постоянно сотрясали Чикаго. В такой суматохе работа молодого и симпатичного доктора не могла привлечь к себе внимания. Но по прошествии времени даже трезвомыслящие мужчины и женщины начали размышлять о нем менее рационально. Он описывал себя как дьявола и утверждал, что его физическая оболочка начала изменяться. Довольно странные события стали происходить с мужчинами, которые привлекли его к судебной ответственности, из-за чего он постарался, чтобы его оправдания звучали почти правдоподобно.