Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 197
Гитлер стал канцлером при поддержке почти сорока процентов германских избирателей. Бессмысленно полагать, что его приход к власти был вызван интригами кучки «промышленников, милитаристов и реакционеров», как это предпочел сформулировать в своем приговоре Нюрнбергский трибунал. Политические партии веймарского периода, все без исключения, от левого крыла до правого, должны взять на себя свою долю ответственности. Вместо того чтобы сваливать свою вину на других, следует признавать собственные ошибки для того, чтобы избежать их повторения.
Мы все являемся продуктом окружающей нас обстановки. Коль скоро я собираюсь дать описание своей деятельности на фоне исторических событий, в которые я со временем оказывался все более вовлеченным, возможно, мне будет позволительно дать короткий отчет о своих ранних годах. Этот отчет, вероятно, будет мало отличаться от воспоминаний любого другого человека моего происхождения и воспитания, но, поскольку я могу, по крайней мере, настаивать на неколебимости своих консервативных убеждений на протяжении всей жизни, не будет вреда в том, чтобы проследить их истоки в давно исчезнувшем мире.
Мое семейство происходило из городка Верль, неподалеку от Зоста, расположенного в западногерманской земле Вестфалия. На протяжении столетий мы принадлежали к маленькой группе наследственных солеваров, имевших право разрабатывать местные колодцы с соляным раствором. Во времена Средневековья соль была важным товаром, и эти семьи вольных солеваров появляются еще в хрониках восьмого столетия. Наша семья впервые упомянута по имени в указе графа Годфрида III Арнсбергского в 1262 году, а в 1298 году некий Альберт Папе был подтвержден городом Верль в своих, по-видимому, давних правах на соляные колодцы. Эти колодцы наверняка разрабатывались во времена Карла Великого, а поле на территории нашей усадьбы, где мы детьми имели обыкновение играть, составляло часть так называемого Regedem – от Regum Domus[2], – где король Генрих Соколиный Охотник имел обыкновение охотиться в десятом столетии.
Хотя ранние свидетельства носят отрывочный характер, мы можем проследить наше происхождение по прямой линии от Вильгельма фон Папена, который умер в 1494 году, будучи мэром Верля и владельцем близлежащей усадьбы Кёнинген. Помещичий дом оставался с тех пор непрерывно во владении нашей семьи, и его последним хозяином был мой старший брат. Местная приходская церковь, построенная в 1163 году во времена правления Генриха Льва, дает красноречивое свидетельство о пользе, на протяжении столетий принесенной моей семьей приходу. Наши права и наши обязанности охранялись столь же ревностно, как и исполнялись, и потому в 1900 году я сам, в часовне этой маленькой церкви, принес формальную клятву поддерживать наши хартии и привилегии. К тому времени они превратились по большей части в традицию, поскольку соляные колодцы иссякли в результате промышленной революции, когда шахты изменили направление подземных потоков.
Основу моего воспитания составляли старинные предания и традиции. Члены нашего семейства на протяжении столетий служили Священной Римской империи и архиепископству Кельнскому. Когда старая империя распалась под ударами Наполеона, семья сохранила верность императору в Вене, и, когда в 1934 году настал мой черед внести свой вклад в историю германской нации в качестве посла в Австрии, я чувствовал себя продолжателем старинной традиции. Наши связи с Пруссией относятся к значительно более позднему времени. Мой отец, родившийся в 1839 году, участвовал в войнах 1864, 1866 и 1870 годов, которые привели к объединению германских государств в рамках политики Бисмарка.
Он служил офицером в Дюссельдорфском уланском полку, но ко времени моего рождения уже вышел в отставку, чтобы управлять своим скромным имением. Я посещал местную сельскую школу и провел несколько лет в тесном контакте с деревенской природой и простыми, но достойными восхищения окрестными жителями. Здесь не было и намека на классовые различия. Моим первым школьным другом был сын плетельщика корзин. Когда меня в раннем возрасте спросили, кем бы я хотел стать в жизни, у меня, как кажется, не было иных мыслей, кроме желания стать солдатом, причем, вопреки преждевременно сделанному многими из моих читателей выводу, вовсе не потому, что я был воспитан упрямым и высокомерным пруссаком, а оттого, что страстно любил лошадей. Эта любовь осталась у меня на всю жизнь. В действительности в нашей семье было очень мало прусского. Моя мать была родом из Рейнских провинций, и многие наши родственники жили в южной Германии. Кроме того, поместье отходило к моему старшему брату, и это означало, что мне, чтобы обеспечить себя в жизни, предстоит стать государственным служащим или солдатом или же приобрести одну из «свободных» профессий – юриста, врача или священника. Моя мать не была склонна прислушиваться к моему мнению, но я был настойчив, и в апреле 1891 года я был принят на учебу кадетом.
Я имел весьма слабое представление о спартанском характере профессии, которую я для себя выбрал. Мы спали на походных койках, громадные сводчатые комнаты старого замка Бенсберг не отапливались даже зимой, наша пища состояла в основном из похлебки и хлеба. То было суровое вступление в жизнь для одиннадцатилетнего мальчика, но, как видно, оно мне совершенно не повредило. Я рос здоровым и счастливым и выработал привычку к упорному труду и самодисциплину, которую сохранил на всю жизнь.
Во внешнем мире утвердилось превратное представление об империалистических и агрессивных традициях, прививавшихся в германской армии. Могу только сказать, что ничего подобного в моей памяти не сохранилось. Наше воспитание и обучение были в основном такими же, как и те, что существуют в аналогичных заведениях других стран. Нашей единственной заботой было оборонить недавно обретенное единство Германии от внешнего нападения. Понятие «агрессивный милитаризм» есть просто удобная формула, имеющая очень мало общего с действительными фактами. Когда я был переведен в Берлин для прохождения последних двух лет обучения, кадетские корпуса дважды в год принимали участие в параде гвардейских полков в присутствии императора. Это было волнующее зрелище, когда перед главнокомандующим парадом проносили истрепанные штандарты прославленных полков, но не думаю, чтобы дело обстояло сколько-нибудь иначе в любой другой стране с крепкими воинскими традициями.
Весной 1897 года я, в числе девяноста (из общего числа шестисот) выпускников, которые закончили учебу с достаточно высокими оценками, был оставлен для продолжения обучения в классе Selekta. Это означало подчинение жесткой дисциплине в кадетском корпусе еще в течение года, но также давало шанс поступить в число императорских пажей и быть произведенными в офицеры на полгода раньше наших менее удачливых товарищей. Пажей выбирали придворные чиновники по фотографиям, и то, что я оказался в небольшой группе счастливчиков, дало мне возможность близко познакомиться с королевским[3] двором. В своих мундирах восемнадцатого столетия мы сопровождали императора во время церемоний открытия рейхстага или прусского ландтага[4], королевских смотров или актов пожалования наград. Здесь и на придворных балах я приобрел прочное представление о пышности и церемонности монаршего двора. Мы сталкивались лицом к лицу и выдающимися фигурами кайзеровской империи – военными и политиками, такими как Гейдебрандт, вождь консерваторов и «некоронованный король Пруссии», Беннигсен, глава либералов и лидер влиятельной партии центра. Никак не думал я тогда, что однажды мне предстоит идти по их стопам.
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 197
