Нам, людям двадцать первого века, кажется наивной древняя вера в то, что якобы можно с помощью несложного лабораторного оборудования, набора химикатов и нескольких магических слов превратить свинец в золото. К тому же нам известно, что для превращения одного химического элемента в другой его следует облучать нейтронами в ядерном реакторе — но тогда полученное золото не окупит и тысячной доли затраченных средств. Однако во времена Августа идея трансмутации — превращения одного металла в другой, более ценный — владела умами не только ученых, но и правителей Европы.
Алхимики искали неуловимый философский камень с тех самых пор, как эта наука зародилась в древних цивилизациях Месопотамии, Индии, Китая и Египта. Она процветала в Греции и арабском мире. Арабские тексты были в свою очередь переведены на латынь; в Средние века вера в алхимию охватила всю Европу.
В конце XVII века, когда уже забрезжила эпоха Просвещения и в естествознании совершались великие открытия, вера в философский камень была по-прежнему крепка. Основоположники современной науки не считали ее пережитком средневековых суеверий: Роберт Бойль, первый химик, собравший газы и сформулировавший закон, связывающий их давление и объем, а также сэр Исаак Ньютон, отец физики, всерьез занимались алхимией.
Средневековая алхимия основывалась на мировоззрении античных мыслителей, главным образом Аристотеля. Он учил, что материальное вещество слагают четыре стихии: воздух, вода, огонь и земля. Арабские алхимики, которым мы обязаны самим словом аль-кимия, развили тему: металлы образованы серой и ртутью в разных пропорциях. Чем желтее металл, тем больше в нем серы: золото состоит из нее почти целиком, а вот в серебре преобладает ртуть.
Представления о материальном мире были пронизаны мистикой и религией. Астрология утверждала, будто жизнью человека управляют звезды, отсюда логически следовало, что они важны и для алхимических штудий. Каждый металл связывали с небесным телом: золото с Солнцем, серебро с Луной, медь с Венерой и так далее. Верили также, что все сущее в мире живо и получает витальную силу от Создателя или от светил, что камни и металлы растут, подобно растениям и животным. Как детеныш зверя развивается в материнской утробе, а растение — в почве, так и минералы рождаются из семени металлов глубоко в недрах земли и под воздействием природных сил превращаются в залежи.
Из всех минералов, которые способна самопроизвольно порождать земля, самым желанным для этих первых экспериментаторов было золото. Философский камень, lapis philosophorum, или красная тинктура, был, по их мнению, той самой субстанцией, которая содержится в земле и преобразует растущий металл в золото. Таким образом, если отыскать или изготовить этот состав с помощью Создателя или светил и ускорить в лаборатории естественный процесс роста, всякий металл можно превратить в золото.
Считалось, что искомый секрет зашифрован в таинственных писаниях древних авторов, потому алхимики не только смешивали различные ингредиенты, но и искали ключ к толкованию творений далеких предшественников. Результаты собственных экспериментов они излагали столь же туманно. В их убористых письменах и на загадочных рисунках фигурируют красные львы, черные вороны, лилейные девы и золотые плащи. Смесям конского навоза, детской мочи, селитры, серы, ртути, мышьяка и свинца давались символические наименования, для записи открытий использовался сознательно замутненный эзотерический язык.
Все эти ухищрения требовались для того, чтобы результат удачного эксперимента не стал достоянием алчных профанов, не понимающих истинного значения алхимии. Ибо истинные адепты стремились получить золото не столько ради богатства, которое оно сулило, сколько ради его совершенства и стойкости, заключавших в себе ключ к бессмертию.
Однако влиятельных людей, готовых финансировать алхимические опыты, как уже убедился на собственной шкуре Иоганн Бёттгер, столь возвышенные материи, как правило, не интересовали. Августа и других европейских монархов занимала лишь собственная корысть. Но именно благодаря своей алчности они покровительствовали алхимикам в научных исследованиях, которые расширяли знания людей об окружающем мире, совершенствовали технологии, способствовали развитию торговли и ремесел, приносили августейшим патронам богатство и почет. Алхимики разрабатывали новое лабораторное оборудование, экспериментальные методы и технологические процессы, такие как стекловарение и производство стразов, и таким образом заложили основы современной химии.
Август прекрасно знал: финансируя алхимиков, недолго попасть впросак. Шарлатаны, разъезжавшие по европейским дворам, выманивали у легковерных монархов золото в обмен на посулы вернуть его в тысячекратном размере. Уличенных мошенников ждала суровая кара: инквизиция, пытки и позорная смерть, обычно на виселице, украшенной золотой мишурой, — однако любители легкой поживы не переводились.
Был ли Бёттгер жуликом? Очевидно, до его побега Август так не думал, потому что щедро выделял узнику деньги на оснащение лаборатории, помощников и материалы. Впрочем, теперь, когда алхимик ускользнул, у короля должны были закрасться сомнения.
Эта отрезвляющая мысль наверняка занимала беглеца, когда он скакал в ночи, останавливаясь лишь для того, чтобы дать роздых лошади. Четверо суток он пробирался на юг, пересек границу Австрии и по пути в Прагу решил заночевать в Энсе, рассчитывая надежно затеряться в его шумных деловых улочках.
Однако щупальца Августа протянулись далеко. Солдаты не оставляли погоню, и 26 июня 1703 года их упорство было вознаграждено: Бёттгера задержали в неприметной гостинице, где он надеялся восстановить силы перед дальней дорогой. Его вновь арестовали и под охраной отвезли назад, в Дрезден. Видя отчаянную решимость беглеца, солдаты не спускали с него глаз. У Бёттгера не было ни малейшей возможности сбежать, зато было вдоволь времени поразмыслить о своей грядущей участи.
В Дрездене Август, вынужденный решать, как быть с беглым алхимиком, обратился к людям, которые по его указанию надзирали за работой Бёттгера: Пабсту фон Охайну, смотрителю курфюрстших серебряных рудников во Фрайберге, и тайному советнику Михаэлю Немицу.
Большой знаток наук, особенно минералогии, фон Охайн оказался прекрасным куратором; он помогал Бёттгеру в экспериментах, снабжая его нужными материалами. А вот Немиц, напротив, сразу невзлюбил самоуверенного юношу и не скрывал своих чувств; его бы нисколько не огорчила казнь дерзкого алхимика.
По счастью, фон Охайн по-прежнему верил в своего трудного подопечного и с жаром за него вступился. Бёттгер не шарлатан, заверял ученый, «в нем скрыто нечто удивительное и необычное». Сам Бёттгер, осознавая грозящую опасность, умолял Августа о пощаде и дал письменное обязательство не предпринимать новых попыток к бегству. Отныне, поклялся юноша, у него будет одна цель: добыть золото для короля.
Август задумался. Он уже потратил на оснащение лаборатории и оплату помощников Бёттгера около сорока тысяч талеров — сумму немалую даже по меркам этого расточительного монарха[2]. Бёттгер был по-прежнему убежден, что сумеет получить философский камень, к тому же он выказал должное раскаяние. Фон Охайн, к которому курфюрст питал большое уважение, не сомневался в своем подопечном. Август тоже в него верил, невзирая на побег: юноша явно обладал огромными научными познаниями и незаурядным талантом. После долгой беседы с советниками король решил не отправлять Бёттгера на виселицу, однако распорядился стеречь его пуще прежнего. Август не терял надежды, что тот когда-нибудь научится делать золото.
