Она прихватила бокалы и бутылку белого вина из холодильника. Останавливается за моей спиной, ощущаю ее дыхание на моей шее, прикосновение губ.
– Как душ? – спрашиваю я.
– Чудесно.
– Ты пела.
– А что, было слышно?
– Да.
Она ставит вино на столик передо мной. Бутылка запотела в холодильнике. Она рисует на запотевшем стекле. Два сердца. Раньше она часто так делала. Рисовала на запотевших от холода бутылках. На песке, на салфетках оставляла мне на столе крошечные послания.
– У тебя, кажется, хорошее настроение, – говорю я.
– Да, прекрасное.
– Хорошо, что мы сюда выбрались.
– Говоря твоим языком, вырвались. Ты же у нас сама независимость.
– Перестань, Майя.
– Я ничего не сказала.
Клекот вина, которое я разливаю по бокалам. Оно холодное, и бокалы от этого тоже запотевают. Вино сухое и очень ароматное.
– Тебе нравится? – спрашиваю я.
– Прекрасное.
– Тебе не нравится?
– Почему? Я же сказала, что вино отличное.
– Я думал, что у тебя хорошее настроение.
– Так и есть.
Она поднимает бокал и тянется им ко мне.
– Чокнемся? – спрашивает она.
Мы пьем прохладное вино, а солнце тем временем почти село. Дети все еще играют в бассейне, тогда как взрослые уже разошлись по номерам привести себя в порядок. Я наливаю нам еще вина.
– Сегодня один малыш потерял родителей, – говорит она.
– Да, я вас видел. Его папа чуть не распластался, когда бежал к вам.
– Они англичане, первый раз поехали отдыхать с ребенком.
– И где этот ребенок был, когда ты его нашла?
– Он убежал аж в фойе отеля. Я как раз вернулась из супермаркета, смотрю, взрослых с ним никого, спросила, где его родители. А он начал плакать.
– Бедный малыш.
– Да.
– Хорошо, что ты его нашла.
– Мне кажется, он не понимал, что потерялся, пока я не спросила, где его родители. Он был такой славный. Я взяла его за руку, и он запросто пошел со мной.
– Сколько ему?
– Годика два, мне кажется, или три. Он уже немного говорил.
– Тогда, наверное, три.
Я делаю глоток. Майя, щурясь, смотрит куда-то вдаль, разглядывает одну из пальм около бассейна.
– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.
– Ты помнишь, каково это – заблудиться, когда ты совсем маленький?
– Да, что-то такое припоминаю.
– Ощущение, что тебя все бросили.
– Да.
– Я сейчас попыталась вспомнить, как я терялась. Мне кажется, это была самая настоящая физическая боль.
– Да, но ты все-таки особый случай.
– Почему?
– Я имею в виду, после той истории с твоим отцом.
– Может быть. Хотя тебе не кажется, что все дети чувствуют эту боль? Одиночество и страх, помнится, иногда были настолько сильны, что я не знала, куда от этого деться. Тебе не знакомо такое чувство?
– Отчасти. Мне кажется, что самые страшные минуты я пережил, когда потерялся в Британском музее. Я бродил по залам, пытаясь найти родителей, и чем дольше я бродил, тем более потерянным я себя чувствовал.
– Потерянным – подходящее слово, – говорит она.
– Ты выяснила, каким образом он потерялся, этот малыш?
– Просто ушел.
– И что сказал его папа?
– Они с женой вообще не заметили, что малыша нет. Он его хватился, только увидев нас обоих у бассейна.
– Вот как.
– Удивительно, да?
– Они, наверное, думали, что он играет у воды, – говорю я.
– Все равно, уму непостижимо, как можно оставить своего ребенка совсем без присмотра.
– Все, наверное, произошло очень быстро.
– Так вот поэтому-то и надо смотреть в оба, когда они такие крохи.
– Ты права. Но всякое случается.
– Именно поэтому и нельзя упускать их из вида.
– Согласен, но и превращаться в истерических папаш и мамаш, шагу не дающих ступить ребенку, тоже не стоит.
Майя ставит бокал на стол.
– Смотреть за ребенком, по-твоему, значит не давать ему и шагу ступить.
– Разумеется, я не это хотел сказать.
– То есть ты считаешь, что это в порядке вещей – не замечать, как твой ребенок убежал и бродит по территории огромного отеля в непосредственной близости от четырех бассейнов, – спрашивает она.
– Конечно, они должны быть внимательнее, но всякое бывает. А сколько таких случаев, когда родители разыскивают своих детей в больших торговых центрах, объявляя об их пропаже в микрофон. Малыш просто вдруг взял и потерялся, это бывает с детьми, в этом не было злого умысла ни с чьей стороны.
– А ты подумал, что могло произойти, если бы я не обнаружила его и он бы вышел на дорогу?
– Хватит уже об этом, Майя. Ведь ты его нашла, и прекрасно, ты бы не нашла, кто-нибудь другой нашел бы.
Она отворачивается к бассейну. Я жду какое-то время. Потом кладу руку ей на колено.
– Майя.
Она качает головой.
– Майя.
– Налей еще вина, – говорит она.
Бутылка согрелась, и иней превратился в капельки влаги. Этикетка отклеилась. Мы берем бокалы.
– На самом деле он напомнил мне тебя, – говорит Майя.
– Меня?
– Да. Тебя, каким ты был в детстве, как мне кажется.
– Ты же видела мои фотографии.
– Нет, я имею в виду то, как он смотрел на меня снизу вверх. Он напомнил мне тебя маленького.
– Нет, он не мог.
– Откуда тебе знать.
– Мы с ним совсем не похожи.
– Похожи.
Майя улыбается. Ее волосы практически высохли.
3
Солнечные лучи пробиваются сквозь створки ставен и ложатся теплой полоской на мое лицо. Я отодвигаюсь к краю кровати, подальше от этой полоски, лежу с закрытыми глазами и в полудреме внимаю стрекоту цикад в кроне дерева за окном, прислушиваюсь к морю, неохватный рокот которого пробивается сквозь все прочие звуки. Я лежу и постепенно просыпаюсь, в то время как полоска подбирается все ближе.
Осторожно, стараясь не потревожить ее сон, поднимаюсь с постели. Моя одежда висит на деревянном стуле, стоящем у кирпичной стены. Я одеваюсь и тихонько иду к двери. Петли издают скрип, я оборачиваюсь: она лежит по другую сторону от полоски солнечного света. Дышит ровно. Лицо умиротворенное.
