Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Тем временем Левинзон нацепил очки на нос и тем же грустным голосом продолжил:
– Доступ на территорию отчуждения для посторонних пока закрыт, там теперь работает международная следственная группа, но я договорился о встрече с генерал-майором ФСБ Погребняком. Не сам, конечно, – через нужного человека. – Он бросил взгляд на часы. – Встреча назначена сегодня на восемнадцать часов. Постарайся не опаздывать, они там все помешаны на пунктуальности. Думаю, после беседы с ним у тебя проблем с пропуском в закрытую зону не будет. – Лазарь Моисеевич встал с кресла, перегнулся через стол, протянул руку. – Удачи тебе, Сергей, и смотри, не подкачай. Мне позарез нужна эта работа в Штатах, но и бросить своё детище на произвол судьбы я не могу. Ты нормальный мужик, деловой, с понятиями, хороший журналист, и жилка хозяйственника в тебе есть. Сдай этот чёртов экзамен и с чувством выполненного долга садись в моё кресло.
Я вернулся в кабинет в ужасном расположении духа (хорошо, по дороге никто не подвернулся под горячую руку). В течение пятнадцати минут дубасил подвешенную к потолку пневмогрушу, а когда почувствовал, что потерял заряд злости, сел за рабочий стол.
Физическая нагрузка вернула мне способность здраво рассуждать. Я проанализировал события дня и пришёл к выводу, что ничего такого катастрофического пока не произошло, если не считать пролёта с Золотинской. Более того, непредвиденный экзамен давал мне возможность без лишних проблем уладить кое-какие свои дела. Я давно уже хотел съездить в Чернобыль, побродить по отравленным радиацией местам, увидеть всё своими глазами, пощупать предметы, к которым прикасались руки ликвидаторов аварии.
Вы не думайте, я не сошёл с ума, и интерес у меня был совсем не праздный. В далёком восемьдесят шестом – мне тогда и года не было – мой отец погиб там вместе с большой группой коллег-учёных, ликвидаторов аварии. Причём то, как они погибли, до сих пор остаётся загадкой. Ни одного тела так и не нашли. Специально созданная правительственная комиссия изучила тогда все материалы по делу и постановила, что люди просто испарились под воздействием сверхвысоких температур: пропавшая группа находилась недалеко от реактора, когда произошёл ещё один взрыв – на следующий день после катастрофы. Результаты расследования комиссии сразу засекретили, родственникам сообщили о подвиге и героической гибели их близких и вручили посмертные правительственные награды.
Захоронили героев в запаянных свинцовых гробах (якобы с целью нераспространения радиации), так что родные даже не могли попрощаться со своими мужьями, отцами, дедами. На самом деле в могилах закапывали пустышки. Если бы об этом узнали иностранные журналисты (а похороны известных учёных освещали многие мировые СМИ), мог разгореться международный скандал с непредсказуемыми последствиями. После аварии имидж Союза и так пострадал, так что шишки из ЦК не хотели дополнительно рисковать.
Моя мать оказалась не из тех, кто покорно выполняет требования властей. Она сразу заподозрила что-то неладное и начала своё расследование. За несколько лет у неё набралось достаточно доказательств того, что общепринятая версия аварии на четвёртом энергоблоке ЧАЭС, мягко говоря, не совсем соответствует действительности. В частности, мама откопала много подробностей о взрыве, произошедшем 27 апреля 1986 года, – том самом, когда пропал мой отец.
Само собой, её деятельность не осталась незамеченной. Люди из КГБ провели обыски у нас дома, изъяли всё, что имело хоть какое-то отношение к аварии и ликвидации последствий, кроме газетной вырезки с общей фотографией пропавшей группы (её мама хранила в жестяной коробочке в тайнике под полом).
Мне было всего три года, когда мамы не стало. История с папой и противостояние с властями сильно подорвали её здоровье. Я получил в наследство коробочку с газетной вырезкой, исписанную карандашом школьную тетрадку, где мама по памяти набросала всё, что смогла узнать о событиях тех дней, и переехал в дом тёти Маши.
Потом, под натиском тётиной любви, я благополучно забыл о полученном наследстве. У маминой сестры никогда не было детей, и она заботилась обо мне, как о своём ребёнке, балуя и потакая во всём. А полтора года назад, разбирая после похорон тёти её вещи, я снова наткнулся на пожелтевшую от времени тетрадку и коробочку с фотографией из газеты. Читая полустёртые карандашные буквы, я загорелся желанием докопаться до правды, но, погрузившись в каждодневную рабочую суету, решил отложить эти благие начинания до отпуска. Потом снова благополучно забыл о них, и вот, видимо, пришло время реализовать задуманное.
На рабочем столе царил привычный бардак: всюду валялись бумаги, страницами вниз лежали раскрытые книги, мерцал синим глазком индикатора включённый в сеть планшет. Я сгрёб макулатуру в угол стола, достал со дна одного из выдвижных ящиков заветную тетрадку и стал читать. Через час, когда была перевёрнута последняя страница сумбурных маминых записей, я вошёл в Интернет и в первую очередь забил в поисковой строке фамилию Погребняк. Браузер выдал более миллиона ссылок. На третьей странице я наткнулся на сайт, посвящённый истории ликвидации аварии на ЧАЭС, и выяснил, что после аварии генерал-майор, тогда ещё полковник, вплотную занимался вопросами эвакуации гражданских из зоны отчуждения и курировал строительство объекта «Укрытие». По всему выходило, что Моисеич, сам того не зная, устроил мне встречу с человеком, который мог рассказать о последних днях жизни моего отца и, возможно, поведать правду о том, что же на самом деле с ним произошло. Как-то не верилось мне, что больше полусотни людей взяли и бесследно испарились. Агенты Малдер и Скалли из «Секретных материалов», от которых я фанател в юности, приучили меня к мысли, что «истина где-то рядом», вот я и хотел докопаться до неё.
Когда план действий примерно был сформирован, я стал сёрфить по сайтам, посвящённым чернобыльской катастрофе, и выросшему из неё культурному феномену – вселенной «Сталкер», из-за чего едва не опоздал на встречу. Повезло, что путь до Лубянки занял всего полчаса с небольшим – мизер по меркам столицы. Можно сказать, легко отделался.
На площади Воровского меня ждал приятный сюрприз: обычно здесь яблоку негде упасть, а сегодня свободное место на парковке будто специально для меня берегли. Я только свернул с Фуркасовского переулка на Большую Лубянку, как чёрный «Субару Форестер» врубил задний ход и лихо вырулил со стоянки.
Мой «Икс-пятый» тут же заморгал указателем поворота, ловко свернул налево, подрезав неповоротливый «УАЗ Патриот», и втиснулся в узкую нишу между двумя чёрными «гелендвагенами». Оскорблённый владелец отечественного внедорожника притормозил – видно, хотел сказать всё, что обо мне думает, – но гневный рёв клаксонов подпирающих сзади машин и недвусмысленные реплики недовольных водителей быстро отбили у него это желание. Ограничившись универсальным «Козёл!», лысеющий толстяк показал неприличный жест и с видом оскорблённой невинности отправился на поиски свободного места.
Я посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось около пяти минут: как раз хватило, чтобы добраться до здания ФСБ.
Серая, сплошь усеянная окнами восьмиэтажная коробка сильно проигрывала прежней вотчине могущественной спецслужбы. Расположенное через дорогу историческое здание радовало глаз апельсиновой расцветкой, декоративными пилястрами с капителями и полукруглыми окнами центральных этажей. И не скажешь, что здесь, в мрачных подвалах внутренней тюрьмы, тысячи людей расстались с жизнью во время оно.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
