ПРИЕМНЫЙ СЫН БОДХИСАТТВЫ
Деревня Шаошаньчун уезда Сянтань провинции Хунань на юге Китая расположена в живописном месте. Узкая долина, зажатая меж холмов, покрытых вечнозелеными лесами, рисовые чеки, высокое голубое небо. Чуть поодаль высится давшая название местности знаменитая, особо почитаемая буддистами гора Шаошань, одна из семидесяти двух вершин величественного хребта Хэншань. От столицы провинции, города Чанши, до ближайшего городка, носящего то же название Шаошань, проложена железнодорожная ветка. 130 километров пути поезд не спеша преодолевает за более чем три с половиной часа. На широкой привокзальной площади вас ждут автобусы. Кондукторы надрывно кричат: «Мао чжуси гуцзюй! Мао чжуси гуцзюй!» («Место рождения Председателя Мао!»). Еще с полчаса тряской езды — и вы на деревенской улочке, ведущей через залитые водой рисовые поля и заросшие лотосами пруды к большому кирпичному дому-музею из тринадцати комнат. Справа и слева — такие же или немного меньше размером обычные крестьянские фанцзы (хижины), окруженные традиционными каменными заборами, с внутренними двориками и рядами комнат. Типичная сельская атмосфера. Небольшая деревня, каких много в Хунани. И все же сердце сжимается от волнения. Именно здесь, в этом доме, много лет назад родился один из тех людей, которым суждено было изменить историю XX века. Человек, чье имя миллионы людей до сих пор произносят с дрожью в голосе. Одни — обожая, другие — ненавидя. Революционер, перевернувший уклад жизни 600 миллионов! Патриот, заставивший мировых политиков признать Китай великой державой! Тиран, обрекший миллионы людей на голод и смерть! Мао Цзэдун.
Когда-то, четыре с половиной тысячи лет назад, великий правитель Китая, мудрый Шунь, посетил, согласно легенде, эти места. Остановившись отдохнуть на вершине горы, он повелел музыкантам, сопровождавшим его, играть популярную в то время мелодию шао, которую очень любил. Эту мелодию исполняли в сопровождении флейты и губного органчика. На звуки чудесной музыки слетелись фениксы и, к удовольствию правителя, закружились в грациозном танце. В память об этом событии люди назвали место отдыха Шуня горой мелодии Шао — Шаошань. Долина же, раскинувшаяся у ее подножия, получила название Шаошаньчун — место у подножия Горы мелодии Шао.
В расположенной в долине деревне большая часть жителей носит фамилию Мао. Это их клановое поселение. Все Мао, живущие здесь, отсчитывают свою родословную от легендарного предка Мао Тайхуа, уроженца соседней провинции Цзянси, отважного воина. Мао Тайхуа покинул родные края в середине XIV века для того, чтобы участвовать в походе императорских «красных войск» (красный цвет считался символом Будды Милофо, покровителя династии) в провинцию Юньнань против правивших Китаем с семидесятых годов тринадцатого века монголов. Основные войска кочевников были к тому времени разбиты повстанческой армией буддийского монаха Чжу Юаньчжана, в 1368 году провозгласившего себя императором новой, китайской, династии Мин. Однако в провинции Юньнань еще оставались их отдельные гарнизоны. Там, в далекой Юньнани, Мао Тайхуа женился на местной девушке и в 1380 году привез жену и народившихся к тому времени детей в Хунань (она тогда называлась провинцией Хугуан), где и обосновался в уезде Сянсян, к югу от Шаошани. И только десять лет спустя двое его сыновей перебрались, наконец, в Шаошаньчун. От них-то и пошли шаошаньские Мао1.
Будущий вождь родился в семье одного из них, Мао Ичана, в девятнадцатый день одиннадцатого месяца года Змеи по лунному календарю. По официальному династийному летосчислению того времени, это был девятнадцатый год эры Гуансюй маньчжурской династии Цин, правившей в Китае с 1644 года. Со времени Ханьской династии (202 год до н. э. — 220 год н. э.) китайские императоры, вступая на престол, провозглашали определенные эры правления (няньхао), которые наступали с началом будущего нового года. Названия эр правления выбирались так, чтобы продемонстрировать подданным величие императора. Они часто менялись даже в период правления одного и того же владыки, в зависимости от его настроения. Именно в соответствии с эрой правления в Китае велись официальные династийные летосчисления: первый, второй и т. д. год такой-то эры. С 1875 года в Китае шла эра правления Гуансюй (светлое начало), провозглашенная от имени малолетнего тогда императора Цзайтяня (в 1875 году ему было всего четыре года) его теткой по матери, вдовствующей императрицей Цыси.
В нашем летосчислении радостное событие, каким для каждой китайской семьи является рождение мальчика, в семье Мао Ичана произошло 26 декабря 1893 года. Отец не мог не испытывать удовольствия, однако мать взволновалась: мальчик родился очень большим, и она испугалась, что не сможет его выкормить. До этого ребенка у нее уже было двое сыновей, и оба умерли в младенчестве. Запеленав новорожденного, мать отправилась к жившей в горах буддийской монахине. Со слезами просила она ее взять малыша на воспитание. Но та отказалась: мальчик выглядел абсолютно здоровым, и нужды не было о нем волноваться. Отшельница посоветовала обеспокоенной матери оставить сына себе, рекомендовав молиться о его благополучии. Подхватив ребенка, мать поспешила к отчему дому, в расположенную за 12 ли[1] от Шаошани, в соседнем уезде Сянсян, деревеньку Танцзято. Там, неподалеку от родной фанцзы, она остановилась перед небольшой кумирней, возведенной на вершине огромного, в четыре метра высотой, камня. Кумирня была воздвигнута в честь Богини Милосердия, Бодхисаттвы Гуаньинь. Пав ниц, изможденная физически и морально женщина начала умолять Бодхисаттву стать ее сыну приемной матерью2.
Согласно традиции о рождении мальчика немедленно известили родителей роженицы, послав им петуха. Если бы родилась девочка — послали бы курицу.
Девять месяцев, проведенные ребенком в утробе, засчитывались в Китае как первый год жизни. Так что при рождении уже подразумевалось, что ребенку исполнился год. Древний ритуал требовал, чтобы новорожденного заворачивали в пеленки, сшитые из старых отцовских штанов. Другие штаны отца вешали у колыбели. Считалось, что они вбирают в себя всякую заразу. Купали ребенка только на третий день и обязательно в присутствии гостей, которым теперь разрешали на него смотреть. До этого видеть младенца постороннему было нельзя: родители боялись сглаза. В день первого купания отец с утра приносил жертвы духам предков, а в кипяченую воду, предназначенную для малыша, клали лук и имбирь, которые символизировали ум и здоровье. Искупав ребенка, мать отдавала его повитухе, принимавшей роды, которая прикладывала к его голове луковицу, пришептывая: «Первый раз — будь сметлив, второй раз — будь мудр, третий раз — будь хитер». После этого касалась рта, рук и ног младенца замком или засовом, уговаривая: «Будь тих». На грудь ребенку ставили весы, чтобы он «много весил», а к щекам прикладывали вареные яйца — на счастье, запястье ребенка обвязывали красным шнуром, на котором висели серебряные монеты. Через месяц ребенку нужно было обрить голову, оставив пряди волос на висках и затылке: ими младенец удерживался в жизни. Это было важное событие. Вновь собирались гости, приносили подарки, дарили деньги, свинину, рыбу, фрукты и крашеные яйца. Тогда же малышу давали имя.