Глава II. Fatum
Соня знала, что судьба бережет того, кого лишает славы. Была ли она любимицей судьбы? Кажется, да. Спустя годы многое, что происходило в ее жизни, воспринималось совсем не так, как прежде, когда все только начиналось. К старости многое уяснилось и улеглось. Страх одиночества отпустил, силы возвращались к ней, как и воспоминания, нахлынувшие с новой силой.
Она медленно погружалась в самую счастливую пору своей жизни, связанную с чудными лунными ночами, проведенными с «милым comte» на даче в Покровском — Глебове близ Москвы. Как будто снова оказалась она на той самой поляне, ярко освещенной полной луной, отражавшейся в ближайшем пруду и словно купавшейся в нем. Этот образ августовских бодрящих, свежих ночей стал тогда для нее очень чувственным, наполненным эротическим томлением, игрой воды и луны, действующих возбуждающе.
Магическая сила воды и луны совершала почти невозможное — словно отрывала ее от земли и поднимала ввысь. Она вслушивалась в звуки ночи, предчувствуя любовное признание. Словно заново проживала она этот счастливый миг, который запомнила в мельчайших подробностях, убеждаясь, что жизнь не то, что прожито, а то, что запомнилось. Ей было что вспоминать.
Высокая луна, блеск пруда, призрачный свет, черные глубокие тени от деревьев — все это позволило ей назвать те далекие ночи «сумасшедшими, стальными», ставшими метафорой ее счастья. Как она тогда торопила время, как мечтала побыстрее перевернуть страницу девичьей жизни, простой и легкой, для того чтобы начать совсем иную, незнакомую, но уже такую желанную, взрослую, супружескую жизнь. В тех незабываемых августовских романтических встречах на балконе яснополянского дома или во время их лунных прогулок в Покровском было что‑то фатальное.
Считается, что даже такая явная мелочь, как взмах крыла бабочки, может стать причиной тайфуна на другом конце света. В жизни Софьи Андреевны не раз случались подобные «взмахи» судьбы. Так, например, правдивая история с двумя представителями родов Толстых и Исленьевых, предопределившая впоследствии их знакомство, осмыслялась ею как несомненный знак судьбы.
Это произошло задолго до ее рождения и было связано с псовой охотой, страстными любителями которой были отец Толстого и ее родной дед, Александр Михайлович Исленьев, бравый красавец, бонвиван, владелец имения Красное, находившегося в 37 километрах от Ясной Поляны. Их знакомство, переросшее в дружбу, случилось благодаря гончей собаке, подаренной Николаю Ильичу Толстому известным охотником П. А. Офросимовым.
Однажды отец писателя отправился в засеку травить волков, прихватив с собой двух егерей и обретенную гончую. Охота вышла азартной и особую остроту ей придал этот гончий кобель, промахавший за волком десятки верст и оказавшийся близ исленьевской усадьбы, далеко от Ясной Поляны. Александр Михайлович сразу же узнал в прибившемся к нему кобеле офросимовскую собаку. Он отправил Н. И. Толстому письмо, в котором объяснял, что гончая теперь у него, и он намерен вернуть ее владельцу. Вскоре дружба Толстых — Исленьевых переросла в родство, ставшее возможным благодаря «собачьему следу». Софье Андреевне казалось, что без участия высшей силы здесь не обошлось.
Тем временем судьба продолжала тянуть события в Сонину сторону. Вряд ли ее будущий муж выкинул бы свой «отличный карамболь», женившись на ней, не увидь он ее во сне и не отнесись он к этому сну, как к вещему. Лев Николаевич придавал большое значение сновидениям, которые не раз управляли его поступками. Так произошло и в этом случае. Сохранилась дневниковая запись писателя: «Клубника, аллея, она, сразу узнанная, хотя никогда не виданная, и Чепыж (участок леса в Ясной Поляне. — Н. Н.) в свежих дубовых листьях, без единой сухой ветки и листика». Софья Андреевна была «узнана» им, потому что была увидена в Покровском 26 мая 1856 года, когда была еще «милой и веселой» двенадцатилетней девочкой, к которой тогда он еще не мог испытывать каких‑либо матримониальных чувств. Однако ее образ невольно отпечатался в одном из его сновидений.
Толстой предполагал или жениться в 1856 году, или, как он однажды выразился, «никогда». Но то была абстрактная мечта о женитьбе, подпитываемая скорее любимой им тетушкой Татьяной Александровной Ергольской, считавшей, что негоже племяннику быть одному. Тем не менее это было скорее тетушкиным душевным желанием, нежели иррационально — судьбоносным знаком.
Как бы то ни было, сон стал пророческим провозвестником судьбы. Душа, устремленная ввысь, созерцала то, что должно было произойти только через три года. Этот сон, как казалось Софье Андреевне, стал сигналом для его женитьбы, и она, а не ее сестра Лиза, была предназначена ему сновидением свыше.
В ее жизни было много странных сближений. Присутствие судьбы ощущалось и в повторении событий, происходивших как в жизни ее родителей, так и в ее семейной жизни с точностью один к одному. Так, к моменту свадьбы ее нареченному, как и ее отцу, в момент женитьбы было 34 года. Их венчание состоялось 23–го числа, у нее, как и у ее матери, родилось 13 детей, пятеро из которых умерли в младенчестве. И так же как и у матери, из выживших детей осталось пятеро сыновей и три дочери. Ее мать, так же как и она, была гораздо моложе своего мужа. Похоже, разница заключалась лишь в том, что мать переехала жить в Москву из Красного, а Соня из Москвы перебралась на жительство в Ясную Поляну.
Режиссура судьбы не терпит каких‑либо возражений. Она довольно категорична, неотвратима, целенаправленна и неслучайна, как может показаться на первый взгляд. Судьба упорядочивает хаос бытия, зорко следит за развитием земной жизни, управляя ею.
Многое из того, что происходило в жизни Сони, казалось бы, по случайной прихоти, на самом деле решалось где‑то там, на небесах. Быть может, именно поэтому ее «Лёвочка» утверждал, что в его женитьбе было «что‑то роковое». Судьба привела их к алтарю и в будущем помогла ей предугадывать его мысли. Их совместная жизнь являла собой сочетание возможного и невозможного, представляла некий любовный роман обыденного с необычным, любви со страстью.
Соня не раз задавалась вопросом: могла ли она утвердительно ответить, что разгадала его любовь? Жизнь постоянно опрокидывала ее догадки. Можно ли ей было изменить параболу своего пути? Ей казалось, что все было заранее предрешено. Как говорил Лев Николаевич, для женитьбы необходимы три условия: любовь, рассудок и судьба. В этой триаде Соня на первое место поставила бы судьбу, которой бесконечно доверяла, порой заболевая от откровений, приходивших к ней во сне.
Тем временем судьба наводила свои мосты между двумя семействами. Даже в детских хаотичных забавах были заметны ее следы. Так, одна из дочерей Исленьева, Любочка, подружилась с Машей и Лёвой Толстыми (детьми Н. И. Толстого. — Н. Н.). Она была чуть постарше их, но это не помешало Лёве влюбиться в нее. Она впоследствии со смехом вспоминала, как он в порыве ревности чуть было не столкнул ее с балкона, видимо, для того, чтобы спустя годы жениться на ее средней дочери Соне.
Сонина мать, Любовь Александровна, в девичестве носила вымышленную фамилию Иславина. Она, как и все ее братья и сестры, была незаконнорожденным ребенком. Их мать, графиня Софья Петровна Завадовская, в 17 лет была насильно выдана замуж за никчемного человека и пьяницу, князя Козловского. Однажды в Петербурге она встретила Александра Михайловича Исленьева, жуира, поклонника карт и цыган, покорителя женских сердец. Своим рыцарским отношением он сумел обворожить ее до такой степени, что она, не задумываясь, тайно обвенчалась с ним, оставаясь при этом официальной женой Козловского.
