1
Ареццо, 1816 год
— Стояла мрачная грозовая ночь, — юноша нервно отбросил темный локон со лба. — Величественные вершины Альп были окутаны тучами, столь хмурыми и угрожающими, словно облачились в траур.
С каждым произнесенным словом волнение отступало. Теперь ему не мешали даже взгляды слушателей, собравшихся в прохладной комнате. Всего несколько мгновений назад юноша думал, что не сможет произнести ни звука, теперь же слова вдохновенно слетали с его губ. История шла своим чередом, повествуя о молодости безумного монаха, который вскоре повергнет в ужас жителей деревушки чудовищными преступлениями.
Все вокруг стало для юноши неважным. Огонь в камине не мог разогнать мартовский холод, за высокими узкими окнами садилось солнце, но в этот дождливый день оно все равно источало лишь слабый свет. На книжных полках под потолком уже лежали глубокие тени, и бывшие владельцы дворца неодобрительно или задумчиво наблюдали за молодым литератором — зависело от того, под каким углом смотреть на их портреты. Время от времени в комнате скрипели стулья, когда кто-то из слушателей шевелился, но в целом помещение наполнял лишь голос чтеца…
…Его слова, ведь он сам написал эту историю. Мальчик писал ее, используя каждую свободную минуту, перевел множество листов бумаги, вновь и вновь покрывая пол разорванными страницами, когда ему не нравился результат. История была зловещей: страшная сказка, с моралью.
С каждым предложением голос юноши становился все увереннее. Он расправил плечи и ходил перед слушателями взад-вперед — к этому он старательно готовился в своей комнате перед зеркалом. Левой рукой он жестикулировал, этому приему его долго обучал преподаватель риторики. Якобы так действовал рукой еще Цицерон и его последователи. Мальчик вживался в образы героев, шепелявил, говоря от имени трактирщика, смотрел свысока в роли одержимого своей властью синьора.
Ему казалось, что он сам находится среди величественных Альп, столь удачно описанных им, и чудилось ему, будто в тени комнаты скрывается монах с горящими безумным светом глазами.
История заканчивалась триумфальным финалом, ярким крещендо: злодей получал по заслугам, а герои побеждали.
Запыхавшись, утомленный юноша наконец взглянул на собравшихся.
— Браво, Никколо! — воскликнула девятилетняя Марцелла.
Ее темные локоны подпрыгнули, когда она поднялась со стула и восторженно зааплодировала. Для ее возраста она обладала удивительно хорошим литературным вкусом, с радостью заметил Никколо.
— И Миме история тоже понравилась, — его сестра подняла со стула тяжелую фарфоровую куклу.
Но юноша смотрел на другую слушательницу, которая до сих пор не проронила ни слова.
Эта особа была не только старше Марцеллы, но и намного начитаннее. Она получила классическое образование и прекрасно разбиралась во всех видах искусства. Девушка музицировала, пела и с увлечением рисовала, насколько ей позволяло время. Если верить Марцелле, Валентина была наделена и литературным талантом! И все это притом, что юная красавица обладала столь похвальными для женщины качествами, как сдержанность и скромность.
Никколо чувствовал, как по его виску стекает капелька пота, но он не решался отереть лоб, чтобы не привлечь к этому внимания.
— Хорошая история.
— Хорошая? — сдавленно переспросил Никколо.
— Интересная и увлекательная, — кивнула Валентина.
На мгновение юноше показалось, что он заметил в темносиних глазах столь уважаемой и тайно желанной им девушки иронию, но ее улыбка была искренней, а главное, доброжелательной. Задумчиво склонив голову набок, Валентина кивнула, так что ее светлые волосы блеснули в лучах свечей.
— Мне кажется, что эта история лучше повести о всаднике без головы в «Нью Мансли», которая тебе так нравится. И в любом случае твой монах намного страшнее.
Юноша с облегчением вздохнул и наконец расслабился. Комната, до этого момента служившая сценой, вновь стала обычной — потрескивание огня в камине, легкий сквозняк от окон, тени по углам. Лучшей атмосферы для первого представления своего произведения на публике и представить нельзя. Мерцание свечей, грозовые тучи на небе и легкий ветерок, щекочущий кожу, словно ледяная рука смерти.