Путь наверх
Единственный наследник состоятельной четы Джеймса и Сары Рузвельт, представителей избранного клана аристократических семей, живущих в долине реки Гудзон, выше Покипси, вырос в поместье-маноре вблизи тихого, незаметного поселения Гайд-Парк на севере штата Нью-Йорк. В самом живописном месте лесопарка на отвесном берегу реки находился большой хорошо обустроенный в английском стиле дом с подсобными строениями, окруженный старыми дубами и вязами, цветником и яблонями, предметом зависти всей округи. Сохранившиеся навсегда яркие воспоминания самого знаменитого американца ХХ века были связаны с этой уютной, безмятежно спокойной жизнью баловня родителей в двухэтажном гостеприимном особняке с огромным плодоносящим садом, сбрасывающим осенью удивительные своими размерами ароматные плоды, источающие непередаваемый запах детства. Дом в Гайд-Парке обладал особым притяжением благодаря тысяче примет и знакомых предметов, и поэтому, последовательно покорив все вершины политической карьеры – от сенатора законодательного собрания штата до президента США, маленький мальчик, ставший ровно через 30 лет первым лицом в государстве, мечтал когда-нибудь вернуться в этот сад и заняться выращиванием плодовых деревьев, фермерским трудом. Если это не было столь типичным для Франклина тяготением к словесным бравадам, то можно говорить о силе наследственности. Его дед был садоводом.
При рождении и после крещения в местной церкви мальчику дали имя Франклин Делано Рузвельт. Это случилось 20 января 1882 г. Будущий президент был окружен любовью родителей и отвечал им тем же, а еще послушанием и прилежностью в общении с частыми преподавателями, которые последовательно сменяли друг друга в доме Рузвельтов. Его отец Джеймс Рузвельт, потомок первых переселенцев из Голландии и довольно состоятельный человек, заработавший на железнодорожном бизнесе, был хорошо известен в тех кругах, которые контролировали государственные институты в Вашингтоне, но неизменно отклонял предложения стать послом либо подключиться к большой политике, как это сделал его близкий родственник Теодор Рузвельт, ставший в 1904 г. президентом США. Сколотить солидное состояние Джеймсу Рузвельту помогли вложения в динамично развивающийся железнодорожный бизнес.
Жизни сельского эсквайра Джеймс Рузвельт отдал свое предпочтение перед тяготами деловых операций и светской круговерти. Впрочем, он сумел заставить говорить о себе большой и сплоченный клан Рузвельтов. После Гражданской войны этот красивый величественный франт, к недоумению и неудовольствию родственников, вернулся в лоно Демократической партии, продемонстрировав политическую дальнозоркость и личную отвагу. Маленький Франклин внутренне уважал выбор отца, но сохранял независимость в суждениях касательно планов на будущее. Ему не нравилось внимание его горячо любимой матери к его белокурым длинным волосам, и он настоял на том, чтобы она избавила его от них. Во время прощального обеда в Белом доме, данного в 1887 г. президентом-демократом Кливлендом, сопровождавший отца пятилетний Франклин внимательно выслушал «напутствие» уходящего в отставку усталого президента, пожелавшего ему никогда не быть президентом США, но, по-видимому, не придал серьезного значения этому эпизоду {1} (далее сноски см. в Примечаниях. – Прим. ред.). Мать, Сара (Салли) Делано, пыталась долгое время добиться от сына следовать советам Кливленда, сохранив его для пасторальной идиллии в стиле «гудзоновских семей», но потерпела неудачу.
Красивая и статная Сара Делано была на 26 лет моложе своего избранника, недавно овдовевшего Джеймса Рузвельта, с которым она познакомилась в 1880 г. в Нью-Йорке на обеде у Теодора Рузвельта, будущего президента США. Сару не остановило, что ее избранник имел сыновей от первого брака. Европейски образованная, она обладала волевым, даже авторитарным характером и, хотя никогда не употребляла его во вред окружающим, тем не менее до конца дней своих старалась играть роль всенепременного советника, а в критических случаях и требовательного наставника сына, невестки и внуков. Выбор частного колледжа в Гротоне (штат Массачусетс), основанного преподобным Эндикоттом Пибоди, для подготовки Франклина к университету отчасти был связан с ее, Сарой, обычаем судить о людях согласно занимаемой ими социальной позиции. От отца она унаследовала очень солидное состояние, что позволяло ей чувствовать себя никому и ничем не обязанной материально и следовать своим правилам. Ее супруг был попроще, но оба они соблюдали верность принципу noblesse oblige, ставящего благородство, благовоспитанность, порядочность, верность старинным стандартам поведения во главу угла.
Сара была воспитана в духе культуры старой, доброй Англии, Гротон же, – пожалуй, в то время самый эксклюзивный, аристократический колледж в Америке – строил свою деятельность по британской модели. С системой студенческих префектов (старост), поддерживающих принцип старшинства, униформой для студентов, физическим закаливанием и церемонным прощанием с ректором и его женой перед отходом ко сну. Основатели колледжа стремились создать в нем атмосферу товарищества, способную вылепить из воспитанников личности высоких христианских помыслов, джентльменов и широко эрудированных молодых людей. Дисциплину и постоянные строгости каждодневной жизни заставляли некоторых подростков сбегать из колледжа. Но те, кто выдерживал тяготы пребывания в Гротоне, получили хорошую волевую и интеллектуальную закалку, позволившую и дальше не пасовать перед трудностями. «Пережить горести в Гротоне, замечает один из биографов Рузвельта, означало быть готовым к любым испытаниям» {2}.
Все воспитанники испытывали огромное уважение к ректору и трепет перед ним. Много позднее Франклин Рузвельт направил письмо старому ректору, в котором, не боясь пафосности, заявил, что он (ректор) для него, президента США, значит больше, чем многие другие, за «исключением моих отца и матери». Помимо проявленной выдержки и умения находить удовольствие в спортивном тренинге и командных играх Рузвельт, не имевший опыта школьного обучения, легко усвоил искусство скрывать свои «домашние» привычки, способные сделать его изгоем в коллективе мальчишек. Он был уживчив, легко находил баланс в общении со сверстниками разного воспитания и социального происхождения, незлопамятен. Однако он не стал слишком популярен среди воспитанников Гротона, возможно, потому только, что его дядя республиканец Теодор Рузвельт – воинствующий проповедник имперской политики и гроза олигархов, будучи избран губернатором штата Нью-Йорк, вызвал к себе неоднозначную реакцию. Пацифисты и антиимпериалисты, не уставая шельмовать покровительствующего Франклину неистового Тедди в левой печати за его геополитические взгляды, изложенные в пламенных речах в защиту американской военной мощи, экономической и территориальной экспансии, переносили критику и на его двоюродного племянника.
Окончание учебы в Гротоне для Франклина совпало с изменениями в укладе общественно-политической жизни США. Наступление поры юношества было отмечено бурной индустриализацией страны и превращением ее в мирового финансового и промышленного лидера. Невидимые нити, соединявшие его с буколическим существованием в окруженном садом родительском доме на Гудзоне, стали ослабевать, порой помыслы возмужавшего Франклина устремлялись вслед за антиолигархическими идеями Теодора Рузвельта, за бравурной деятельностью политика-экстремала, чьи помыслы о мировом доминировании Америки простирались очень далеко. В какой-то момент, еще находясь в Гротоне, Франклин даже подумывал о добровольном уходе на испано-американскую войну 1892 г., пристально следил за Бурской войной в Южной Африке, выражая сочувствие колонистам. Но даже купив в подражание Тедди пенсне в золотой оправе, Франклин культивировал в себе в противовес обожаемому дяде не почитание принципа «разделяй и властвуй» и права Америки предписывать нормы поведения другим странам «во имя свободы», а идею сотрудничества и деколонизации. Это был первый невидимый для глаз шаг к конфликту Франклина с двоюродным дядей, копией которого он быть не хотел. Узнав о том, что на президентских выборах 1912 г. Франклин Рузвельт поддержал его соперника демократа Вудро Вильсона и его программу «новой свободы», разъяренный Теодор Рузвельт назвал это предательством и объявил «перебежчику» священную войну. Раскол в клане Рузвельтов между двумя главными его ветвями стал фактом. Он не был преодолен и по прошествии десятков лет.
