На нем были чулки, но не было обуви. Шейный платок свободно болтался у него на шее, как будто кто–то, после нескольких неудачных попыток завязать узел, потом бросил это занятие. Его батистовая рубашка не была заправлена, и на ней недоставало половины крючков, что открывало часть его мускулистой груди, поросшей золотистыми волосками.
Стоя в тени дверного проема, он наклонил голову под странным углом, как будто прислушиваясь к чему–то. Его аристократические ноздри стали раздуваться.
Волосы на затылке Саманты встали дыбом. Она не могла избавиться от чувства, что это ее запах он хочет ощутить, что он за ней охотится. Она уже почти убедила себя, что это нелепо, когда он с грацией дикого хищника двинулся в ее сторону, направляясь прямо к ней.
Однако на его пути оказалась мягкая оттоманка. Предупреждающий крик застрял у нее в горле, когда он запнулся за оттоманку и грохнулся на пол.
Много хуже, чем само падение, было то, что он так и остался лежать, словно и не собирался подниматься. Вообще не собирался.
Саманта застыла, словно парализованная, а Беквит бросился к нему.
– Милорд! Мы думали, что вы спите после обеда!
– Жаль тебя разочаровывать, – граф Шеффилд растягивал слова, его голос был приглушен ковром. – Должно быть, кто–то забыл уложить меня в мою колыбель.
Схватившись за руку слуги, он тяжело поднялся на ноги, и солнечный свет, проникавший через открытую дверь, осветил его лицо.
У Саманты перехватило дыхание.
Свежий шрам, ярко–красного цвета, разделял пополам уголок его левого глаза и спускался вниз по его щеке зазубренной молнией, стягивая кожу. Когда–то это лицо было лицом ангела, эталоном мужской красоты, встречающейся только у принцев и ангелов. Но сейчас оно было навсегда отмечено клеймом дьявола. Хотя возможно, это был и не дьявол, подумала Саманта, а сам Бог, который приревновал из–за того, что обычный мужчина может быть так совершенен. Она знала, что должна отвернуться, но не могла отвести взгляд. Его испорченная красота все равно была неотразимей, чем любое совершенство.
Его безобразный шрам был словно маской, за которой он скрывал любой намек на уязвимость. Но он не смог скрыть замешательство, которое отразилось в его глазах цвета морской волны. Глазах, которые не видели Саманту, которые смотрели сквозь нее.
Его ноздри снова раздулись.
– Здесь женщина, – безапелляционно заявил он.
– Да, конечно, милорд – сказала миссис Филпот. – Мы с Беквитом просто наслаждались послеобеденным чаем.
Домоправительница снова потащила Саманту за руку, молчаливо умоляя о спасении. Но слепой взгляд Габриэля Ферчайлда приковал ее к полу. Он стал двигаться к ней, медленнее чем раньше, но не менее точно определяя ее местонахождение. Саманта поняла, что она будет дурой, если примет его осторожность за слабость. Отчаяние делало его еще более опасным. Особенно по отношению к ней.
Он двигался с такой решимостью, что даже миссис Филпот отступила назад, как тень, оставляя Саманту перед ним в полном одиночестве. Несмотря на свой первый порыв отстраниться, она вынудила себя стоять прямо, с высоко поднятой головой. Ее первоначальный страх, что он может налететь на нее – или даже через нее – был необоснован.
Со сверхъестественным осязанием он остановился прямо перед ней, сильно принюхиваясь. Саманта не думала, что терпкий и чистый аромат лимонной вербены, которым она надушилась за ушами, окажется тем, что его так привлекало. Но при взгляде на его лицо, когда он наполнял легкие ее ароматом, она чувствовала себя бедной девочкой из гарема, ожидающей благосклонности султана. Ее кожу начало покалывать. Как будто он трогал ее сразу всюду, не касаясь даже одним пальцем.
Когда он начал кружить вокруг нее, она стала поворачиваться вокруг своей оси вместе с ним, словно некоторый древний инстинкт подсказывал ей не поворачиваться к нему спиной. Наконец, он оказался так близко, что она могла ощутить живое тепло его кожи и сосчитать каждую золотистую ресничку его необычных глаз.
– Кто она? – не допускающим возражений тоном спросил он, останавливая взгляд над ее левым плечом. – И чего она хочет?
И прежде чем слуги смогли пробормотать ответ, Саманта твердо сказала:
– Она, милорд, это мисс Саманта Викершем, и она приехала занять место вашей медсестры.
Граф опустил пустой взгляд и вытянул губы, будто удивляясь, что его жертва такая маленькая. Потом он фыркнул.
– Под медсестрой вы имеете в виду няню? Кого–то, кто будет петь мне колыбельные, кормить с ложечки овсянкой и вытирать мой, – он колебался достаточно долго, чтобы заставить обоих слуг съежиться от страха, – подбородок, если я буду пускать слюни?
– У меня нет голоса, чтобы петь колыбельные, и я уверена, что вы вполне способны вытереть собственный … подбородок, – легко ответила Саманта. – Моя задача будет состоять в том, чтобы помочь вам приспособиться к новым обстоятельствам.
Он наклонился еще ближе к ней.
– А что, если я не хочу приспосабливаться? Что, если я хочу, чтобы меня просто оставили в покое, черт возьми, чтобы я мог беспрепятственно гнить здесь?
Миссис Филпот в ужасе открыла рот, но Саманту не шокировало его небрежное богохульство.
– Не надо краснеть из–за моего присутствия, миссис Филпот. Могу вас заверить, что мне не в новинку детские выходки. Когда я работала гувернанткой, мои юные подопечные часто и с удовольствием проверяли пределы моего терпения, устраивая истерики, когда не получали желаемого.
Будучи сравненным с упрямым трехлетним ребенком, граф смягчил свой тон до угрожающего рычания.
– И я предполагаю, что вы вылечили их от этой привычки?
– Вылечила временем. И терпением. В данный момент, вы располагаете одним, а я другим.
К ее удивлению, он повернулся к мистеру Беквиту и миссис Филпот.
– Что заставляет вас думать, что эта будет чем–то отличаться от других?
– Других? – эхом отозвалась Саманта, выгибая бровь.
Дворецкий и домоправительница обменялись виноватыми взглядами.
Граф снова повернулся к Саманте.
– Я предполагаю, что они забыли упомянуть ваших предшественниц. Так, посмотрим, сначала была старая Кора Грингот. Она была почти так же глуха, как я слеп. Мы были просто прекрасной парой, действительно были. Я провел большую часть времени в поисках ее слухового аппарата, чтобы докричаться до нее через него. Если память мне не изменяет, думаю, она продержалась меньше двух недель.
Широкими шагами он прошелся туда и обратно перед Самантой – четыре шага вперед, четыре назад. Было очень легко представить себе его шагающим по палубе корабля и непринужденно раздающим команды, его золотистые волос раздувает ветер, а его пристальный взгляд всматривается в далекий горизонт.
– Потом была девчушка из Ланкашира. Она была очень робким существом с самого начала. Говорила голосом чуть погромче шепота. Она даже не потрудилась забрать свое жалование и вещи, когда уезжала. Просто с воплями сбежала в ночи, как будто за ней гнался маньяк.
