Книга Август. Первый император Рима - Джордж Бейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Он был среднего роста, с рыжеватыми волосами, худощав и настолько изящен чертами и фигурой, что порой казался женственным. И тем не менее ему были присущи твердость и ясность. Он воздействовал на людей так, как порой воздействует бриллиант, который представляется очень хрупким в бархатной коробочке, хотя известно, что нет на свете вещества тверже. Гай Октавий обладал такой же хрупкостью, таким же блеском и такой же твердостью.
В то время ему было восемнадцать с половиной лет, он родился (как говорит Светоний) на рассвете 23 сентября в тот год, когда консулом был Цицерон, когда случился заговор Каталины и когда Помпей Великий захватил Иерусалим и стоял с войском в Святая Святых, то есть в том году, который мы теперь называем 63-м до н. э. Во всех отношениях этот год был необычным, но лишь гораздо позже пришлось признать, что он отмечен еще и фактом рождения ребенка в браке Гая Октавия и Атии, племянницы Цезаря. Спустя годы будут рассказывать предания об оменах, продигиях, знамениях и чудесных провозвестниках, сопровождавших его появление на свет; но мы можем предположить, что в то время его будущая слава чрезвычайно удивила бы его ничего не подозревавших и заботливых близких, впрочем, как и любезных, но равнодушных к факту рождения соседей. Его отец Гай Октавий был зажиточным гражданином Велитр, одного из самых древних и знаменитых латинских городов, который некогда соперничал с самим Римом, а теперь превратился в тихий провинциальный город. Семья никогда не была очень знаменитой. Дед мальчика довольствовался местными почетными должностями в родном городе, где он прожил до старости уважаемым, но не особо отличившимся горожанином. Отец, однако, был более честолюбив, в свое время он прошел низшие римские магистратуры, занимал должность претора и входил в избранный круг римских сенаторов. Он стал человеком, принадлежавшим к знати, и даже сам Цицерон в одной из своих речей поставил его в пример честолюбивой молодежи. Но как раз в тот момент, когда он решил испытать судьбу и выдвинул свою кандидатуру на высшую консульскую должность, что, без всякого сомнения, на практике приобщило бы его к знати, он умер, и его сын в возрасте четырех лет остался сиротой, хотя отнюдь не бедным.
Несмотря на ничем не выдающихся предков со стороны отца, со стороны матери дело обстояло несколько иначе. Атия все сделала, чтобы вырастить сына и заложить основы его будущей великой карьеры. Ее мать была сестрой Юлия Цезаря, диктатора, завоевателя Галлии и автора «Записок»; отец ее происходил из рода Арициев, связанных с семейством Помпея Великого[2]. Есть некоторая неясность относительно места рождения Августа. Сенат принял официальное постановление о том, что он родился на Палатинском холме в Риме (Светоний, «Божественный Август», V), в то время как небольшая комнатка в Велитрах в загородном доме деда считалась его детской и также местом его рождения. Она почиталась священной, куда нельзя было входить без предварительного очищения. Однажды какой-то человек решился там переночевать, и на следующий день его нашли полуживым, выброшенным на улицу какой-то неведомой силой, – он лежал у дверей дома, завернутый в простыни.
Подытоживая, можно утверждать, что маленький Октавий происходил из ничем не примечательной семьи, но из зажиточной социальной среды, и его связь с большим миром осуществлялась через его двоюродного дядю, знаменитого Гая Юлия Цезаря. Это как если бы он родился простым буржуа, но был родственником Бонапарта.
Мир, в котором родился Октавий, не был обделен сенсационными новостями и великими деяниями. Он был ребенком, когда Помпей Великий окончательно завоевал Азию, дошел до далеких Кавказских гор на границе Каспийского моря, передвинув границы Рима к границам парфян. Когда мальчик стал подростком, его дядя Юлий строил переправу через Рейн, вел морской бой в Ла-Манше и вторгся в Британию. Это был век, когда необычные люди совершали необычные поступки. Когда договоренности между государствами были слабыми и несовершенными, великие личности появлялись повсюду, справляя триумфы, соревнуясь и соперничая друг с другом. И как раз в то время, когда Помпей и Цезарь совершали дела, удивлявшие мир, Цицерон создавал латинскую прозу, которая соответствовала этим удивительным и достойным восхищения поступкам. Оглядываясь назад, мы можем наблюдать закат славы Римской республики. Молодой Гай Октавий, глядя вперед, мог видеть в нем блестящий восход нового, более героического века великих людей и мыслителей. Где и когда существовал мир столь единый, столь основательный и подчиненный закону, с таким управлением, которое служило благу всего человечества? Нигде и никогда!
Такие мечты и возвышенные суждения, возможно, пробудились в юноше при непосредственном контакте с Цезарем, его внучатым дядей, сердечным, дружелюбным, разговорчивым человеком, способным направить в нужное русло мысли и впечатления мальчика. Молодой Октавий непосредственно от Цезаря слышал рассказы, о которых мы читаем в книгах; он получил и прочел самую первую версию «Записок о галльской войне», которые сейчас известны каждому. Юлий никогда не был скрытным и молчаливым собеседником. Осторожный в выборе аудитории, умеющий донести свои мысли до тех, кто его слушает, он всегда охотно рассказывал и стремился убедить других в своей правоте. Можно не сомневаться, что, посещая свою племянницу Атию и ее мужа, он подробно рассказывал о том, что видел и совершил; защищал свою точку зрения и объяснял свои действия, критиковал действия других и во время застолий рассказывал такие истории, за которые современный историк заплатил бы какую угодно цену.[3]
Из последующих событий ясно, что мальчик проявлял необычный интерес к этим беседам и что дядя этот интерес и пытливый его ум направлял и поддерживал; ведь по прошествии времени Гай Юлий, уже приобретший неимоверную власть, которой были отмечены его последние годы жизни, все больше внимания уделял юноше как возможному своему преемнику и наследнику, который понесет дальше зажженный им факел и использует власть, которой он обладает.
Если и были ошибочные мысли и неточности в представлениях мальчика относительно этого величественного рассвета мира, именно Юлий мог указать на них. Он вспоминал самое начало событий; гражданские войны Мария и Суллы, возвращение Суллы из восточного похода, его италийские кампании и его диктаторство. Юлий, который был племянником Мария, пережил великие проскрипции; он лицом к лицом видел Суллу и сумел бросить вызов этому Меттерниху античности. Юлий, несмотря на ярые преследования, сохранил верность популярам – партии Мария и Гая Гракхов, которая настаивала на верховенстве народного собрания над олигархическим сенатом. Его неустанный труд и способность к интригам помогли возродить популяров, придать им новое направление и возродить прежние идеалы, а также организовать их так, чтобы они почувствовали свою силу. Юлий был не из тех, кто готов переносить страдания ради эфемерной иллюзии счастья и красоты мира, в котором он жил. Никто лучше его не знал об ужасах гражданской войны, которая разгорелась между партиями Суллы и Мария, о распространившейся по всей стране анархии и раздорах, которые омрачали историю тех дней; он знал о злоупотреблениях, из-за которых страдали провинции, и, уж конечно, он слышал собственными ушами подробности, которые всплыли во время суда над правителем Сицилии Верресом, тогда обвинителем выступал Цицерон. Он лучше других был знаком с коалициями, которые помогли сначала Помпею, а затем и ему получить исключительную личную власть для проведения тех грандиозных завоевательных мероприятий и новых начинаний, которые не мог, а порой и не желал осуществить сенат. Это он, Юлий, оставался в центре политической борьбы на родине, в то время как Помпей начал расчищать руины на Востоке, оставшиеся после полувекового правления олигархов. Помпей с его специально обученными отрядами освободил море от пиратов, сверг понтийского царя Митридата, укротил армянского царя Тиграна, реорганизовал Восток и обратил этот хаос непримиримых сил и неуправляемой активности в мирную, хотя и тяжелобольную после перенесенных бедствий провинцию; во всяком случае, начался процесс выздоровления. Именно Юлий своими политическими маневрами вынудил сенат признать законными действия Помпея. О том, что Помпей сделал не все, что нужно было, знали все. Угроза со стороны парфян дальше на востоке все еще препятствовала мирному сообщению с Азией. Когда известный богач Марк Красе попытался усмирить эти земли, ужасный разгром в Каррах подорвал римский престиж и свел на нет предыдущие усилия. Египет также оставался самостоятельным и независимым от Рима, управляемым потомками Птолемея Лага, полководца Александра Великого; он препятствовал мирным договоренностям на Востоке своими амбициями, неимоверным богатством и крайней неэффективностью безнадежно коррумпированного управления. Давно уже следовало подчинить и его, если бы в самом Риме не процветали соперничество и подозрительность. Египет был слишком жирным куском, чтобы быть поставленным под контроль одного человека. Египет продолжал представлять собой потенциальную опасность для остального мира, пока его ресурсы не перейдут в руки правителя, которому можно доверить эффективное правление… Все эти проблемы и неурядицы, как и многие другие, подтачивали жизнь богатого Востока и требовали разрешения. Помогая Помпею в его действиях на Востоке, Юлий не забывал и о собственном интересе, и Помпей отплатил ему за помощь, поспособствовав, чтобы Юлий получил командование в Галлии, таким образом дав ему возможность начать ее завоевание; отнести границы Рима к Рейну; навсегда покончить с угрозой галльского нашествия, которая веками нависала над Италией, и обратить самих галлов в мирных и оседлых, более заинтересованных в своем процветании, чем в захвате соседей. Смерть Красса в Каррах разрушила триумвират, который способен был осуществить эти гигантские задачи, а после этого Цицерон ухватился за Помпея и перетянул его на сторону сената. Однако к тому времени Юлий был слишком силен, чтобы кому-то подчиниться. Затем разразился политический кризис – возникли разногласия между сенатом и Помпеем, с одной стороны, и народным собранием и Цезарем – с другой. Намереваясь уничтожить человека, которого он боялся больше всего, сенат развязал новую гражданскую войну. В сражении при Фарсале Цезарь разбил войско Помпея, сбросил сенатскую олигархию и стал самым могущественным человеком в римском мире. Это было четыре года назад, когда Гаю Октавию исполнилось четырнадцать лет.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Август. Первый император Рима - Джордж Бейкер», после закрытия браузера.
