— Мы сейчас идти в Дувр, чтобы присоединяться к семье господина.
— Пешком? — поразился Ли. — С ребенком на руках?
— Вот так-то богатые относятся к своим слугам, — добавила его жена.
— Мы должны быть там завтра, — сказал Том, — чтобы успеть привести в порядок дом. Так что времени у нас в обрез.
— Хорошее обращение со слугами, нечего сказать, — продолжала ворчать женщина. — До Дувра — пешком! А откуда вы идете?
— Ну, — начал Том, но горбунья его опередила:
— Из Лондона.
— И всю дорогу — с ребенком на руках?
— Ребенок есть мой… мой и мужа. Мы бывать рады с ним не разлучаться, — сказала горбунья вместо ответа.
— Вот что, — сказал Ли, — вам обязательно нужно сесть на экипаж. Мы как раз идем в Тонбридж, чтобы сесть на экипаж.
— Ли такой путешественник! — с восхищением сказала жена.
— Да. Вряд ли нужно пояснять, что это будет не первое мое путешествие в экипаже. Однажды я даже ездил из Холборна в Честер, путешествовал целых шесть дней. Две мили в час по полпенни за милю. Извозчик правит лошадьми, а ты сидишь себе на соломе как какой-нибудь лорд. Это так чудесно — путешествовать! Тес!.. Сюда, кажется, кто-то скачет.
Горбунья завертела головой, рука ее вновь накрыла спящего ребенка. Несколько секунд все молчали, пока стук копыт не стал громче, и на дороге показалась группа всадников. Простая одежда и волосы, еле-еле прикрывавшие уши, выдавали их принадлежность к армии парламента.
— Да хранит вас Бог! — крикнул Ли.
— Да хранит тебя Бог, друг! — ответил первый из всадников.
От пыли, поднятой копытами, горбунья закашлялась; ребенок проснулся и захныкал.
— Все хорошо, — забормотала горбунья, — все хорошо, спи дальше.
— Говорят, — подала голос жена Ли, — что король недолго продержится, а потому он и убежал в Шотландию. После того как его разбили под Нейзби, шансов на успех не осталось. Лучше всего, если бы он отправился к своей жене француженке во Францию.
— А если ему не захочется покидать страну? — спросил Том.
— Лучше отправиться во Францию, чем в мир иной, — захохотал Ли.
Тем временем ребенок сел и начал с открытым неудовольствием разглядывать чету Ли.
— Все хорошо, мое сердечко, — поспешно сказала горбунья и, обвив рукой малыша, попыталась прижать к себе его хорошенькое личико.
— Нет, нет, нет! — закричал ребенок, уворачиваясь.
— Ого, с характерцем, — сказала жена Ли.
— Очень вспыльчивый, — согласилась горбунья.
— Видать, избаловали вы его, — сказал Ли.
— А можно на него взглянуть, — спросила его жена и, не дожидаясь ответа, схватила ребенка за локоть. Тот попытался стряхнуть ее руку, но она только рассмеялась, чем, по-видимому, еще больше разгневала маленькое создание.
— Эй, баловник, — сказала женщина, — как же ты вырастешь в хорошего солдата, который будет сражаться за генерала Ферфакса? Как тебя зовут?
— Принцесса, — надменно ответил ребенок.
— Принцесса? — воскликнул Ли. — Какое странное имя для маленького мальчика.
— Он есть Пьер, месье, — быстро отозвалась горбунья.
— По-английски это бывать Питер, — добавил Гастон.
— Он нехорошо говорить по-английски, — продолжала горбунья, — часто путать в словах. Иногда мы говорить с ним на родном языке, иногда на английском, а наш английский, как вы наверное замечать, мадам, бывать не очень правильным.
— Принцесса, — повторил ребенок. — Я принцесса!
Установилось молчание; все смотрели на ребенка. Чета Ли — в недоумении, остальные четверо — как будто их лишили жизни. Вдалеке замолкал стук удаляющихся лошадиных копыт. Как будто придя к какому-то решению, горбунья встала и твердой рукой взяла ребенка.
— Мы есть идти, — сказала она. — Мы не успевать до темноты к нашему ночлегу, если оставаться здесь еще. Пойдемте, друзья. И счастливого вам обоим пути. Всего хорошего. Спасибо за компанию.
Три ее спутника поднялись, сгрудившись вокруг ребенка.
— Счастливого пути, — пробормотали муж и жена.
Ребенок повернулся, чтобы бросить на них последний взгляд, большие черные глаза сердито сверкнули, а с губ сорвались слова:
— Принцесса! Я принцесса!
Какое-то время они шли не разговаривая. Чтобы двигаться быстрей, горбунья взяла ребенка на руки.
Когда семейная пара скрылась с глаз, Нелл сказала:
— Я уже собиралась бежать.
— Вот тогда бы мы точно пропали, — сказала горбунья. — Это было бы худшее, что мы могли сделать.
— Если бы можно было растолковать… ему!
— Я не раз радовалась тому, что он еще такой маленький… И в то же время слишком маленький, чтобы ему можно было что-то объяснить.
Ребенок, уловив, что речь идет о нем, стал с интересом прислушиваться. Заметив это, горбунья сменила тему разговора:
— А чем нас там покормят, в твоем трактире, Том?
— Ну, я так думаю, будет утка или бекас… или оленина. А может быть, миноги и осетр…
— Мы должны твердо помнить наши роли, — сказала горбунья.
Ребенку захотелось, чтобы снова заговорили о нем, и маленькие ручки заколотили по горбу.
— Нэн, Нэн, — говорило дитя. — Грязная Нэн!
Не люблю грязную Нэн!
— Тише, золотце, тише, — понизив голос, сказала горбунья.
Когда четверка добралась до трактира, начало смеркаться, и это им было даже на руку: при дневном свете они чувствовали себя неуверенно, да и ребенок к тому времени уснул.
Том прошел во двор и отыскал хозяина. В ожидании попутчика трое остальных стояли под вывеской.
— Может, не стоило заходить сюда, — сказала Нелл. — Сделали бы себе постели под изгородью — и порядок!
— Ничего страшного не будет, — пробормотала горбунья. — И вообще, чуть свет, мы уйдем.
Наконец Том кликнул их: он стоял вместе с хозяином.
— Так это, значит, вы, — сказал тот. — Две женщины, два мужчины и мальчонка. Вообще-то я не принимаю на постой бродяг и извозчиков. Мой трактир для людей высшего разряда.
— Мы заплатим, — быстро сказал Том.
— Каждый день, приходят-уходят, уходят-приходят, — продолжал хозяин. — Только что перед вами здесь останавливался полк солдат.
Том вынул кошелек и показал его содержателю трактира.
— Платим заранее, — сказал он. — Мы устали и проголодались. Давайте тут же, не сходя с места, обо всем договоримся.
— Хорошо, отлично, — согласился хозяин. — Что будете есть? Ужин за общим столом обойдется вам в шесть пенсов на человека.
