Шел дождь, как всегда, когда забудешь зонт.
Остановившись на пороге дома номер сорок три по Онслоу-сквер, я окинула себя критическим взглядом. Коричневые замшевые сапожки от Джимми Чу из-за дождя совершенно потеряли вид. Элегантная юбка «в елочку» съехала набок, а на толстом бежевом свитере огромное коричневое пятно — результат неудачного соприкосновения с чьим-то кофе в Британской библиотеке.
Да, миссис Селвик-Олдерли будет очарована.
Торопливо поправив юбку, я нажала на кнопку звонка.
— Да? — продребезжал старушечий голос.
— Это Элоиза, — проговорила я. Ненавижу домофоны! Никогда не уверена, что говорю с тем, с кем нужно. — Элоиза Келли, по поводу Пурпурной Горечавки.
Дверь тут же открылась.
— Поднимайтесь, — велела хозяйка.
Запрокинув голову, я оглядела лестницу и, никого не увидев, нарисовала мысленный портрет миссис Селвик-Олдерли. Доброе морщинистое лицо, седые кудри, старомодный твидовый костюм, а в руках палка. Последовав указаниям свыше, я стала подниматься по лестнице и одновременно вспоминать небольшую речь, приготовленную накануне. Обязательно поблагодарю за любезное приглашение, а потом улыбнусь и пообещаю сделать все, что в моих скромных силах, чтобы вырвать ее достойного предка из плена исторического забвения. Из уважения к старости нужно говорить громко, четко и не торопясь.
— Бедная девочка, вы похожи на выжатый лимон!
Элегантная женщина в темно-синем костюме из пушистого букле с оригинальным малиновым кашне смотрела на меня с явным сожалением. Белые как снег волосы (ну хоть в чем-то я не ошиблась) уложены в высокую сложную прическу, которая делала миссис Селвик-Олдерли похожей на королеву. Благодаря осанке она казалась очень высокой, даже выше меня (сто семьдесят пять сантиметров роста плюс пятисантиметровые каблуки). Да, остеопорозом она явно не страдает.
Приготовленная речь вытекла из памяти, совсем как капли дождя с подола плаща.
— Э-э-э, здравствуйте, — запинаясь, проговорила я.
— Ужасная погода, правда? — Миссис Селвик-Олдерли ввела меня в кремовое фойе и показала, куда повесить плащ. — Вы добирались от Британской библиотеки?
Вслед за хозяйкой я прошла в гостиную, раскисшие сапожки хлюпали по мягчайшему персидскому ковру. Легкий диван и два кресла, обитые вощеным ситцем, кто-то придвинул к мраморному камину, в котором уютно потрескивал огонь. Похоже, миссис Селвик-Олдерли любит читать: на журнальном столике много книг, но сегодня их сдвинули в сторону, освободив место для чаепития.
Взглянув на столик, хозяйка негромко вскрикнула:
— Печенье забыла! Сейчас вернусь, а вы устраивайтесь поудобнее.
Поудобнее… Легко сказать. Миссис Селвик-Олдерли, конечно, очаровательна, но в ее обществе я чувствую себя как школьница в кабинете директрисы.
Заложив руки за спину, я подошла к камину. Все как обычно: фотографии родственников, расставленные в хронологической последовательности. Справа покоричневевший портрет совсем молодой девушки с короткими кудрями в стиле конца тридцатых. Незнакомка задумчиво смотрела куда-то вдаль. Остальные снимки поновее и в основном групповые: по-праздничному одетые люди, улыбающиеся в камеру фотографа. Судя по всему, семья большая и очень дружная.
Одна из фотографий показалась особенно интересной. Она стояла посередине полки, скрытая портретом двух маленьких девочек с незабудками в руках. В отличие от большинства снимков на этом был только один мужчина верхом на лошади. Вьющиеся светло-русые волосы развевались на ветру. Изящно очерченные губы и высокие скулы напоминали миссис Селвик-Олдерли. Но если она по красоте и элегантности напоминала фарфоровую статуэтку, то мужчина так и излучал жизненную энергию. Даже с фотографии он улыбался столь заразительно, что остаться равнодушной было просто невозможно.
Тут вернулась хозяйка с большим блюдом, наполненным шоколадным печеньем.
Я вздрогнула, будто меня поймали за чем-то постыдным.
Миссис Селвик-Олдерли поставила печенье на столик.
— Разглядываете снимки? Чужие фотографии притягивают, как магнит, вам так не кажется?
— Да, пожалуй.
Я робко присела на диван: жаль дорогой обивки, ведь юбка еще не высохла!
— Просматривать чужие фотографии — все равно что читать книгу, — нерешительно проговорила я. — А тут у вас столько старых снимков… Поневоле начинаешь гадать, кем были эти мужчины и женщины, как жили…
— Именно потому люди увлекаются историей, — заметила миссис Селвик-Олдерли, поднимая изящную фарфоровую чашечку.
Мы разговорились об английской литературе, и я почувствовала себя в своей тарелке.
Немного доброжелательности со стороны хозяйки, и я уже рассказывала о том, как увлеклась историей (следствие бесконтрольного «глотания» книг в нежном возрасте), о ситуации на историческом факультете в Гарварде (настолько сложной и запутанной, что и вспоминать не хочется) и причине, по которой я приехала в Англию. Рассказ стремительно приближался к тому, что было не так с Грантом (все!), когда я поспешно сменила тему, спросив миссис Селвик-Олдерли, не рассказывали ли ей в детстве о знаменитых шпионах девятнадцатого века.
— Ну конечно же, милая, конечно! — грустно улыбнулась миссис Селвик-Олдерли. — Мы только в шпионов и играли, по очереди примеряя роли Пурпурной Горечавки и Розовой Гвоздики. А вот моему кузену Чарлзу больше нравился злой сыщик Деларош. Как здорово он имитировал французский акцент! Вылитый Морис Шевалье[3]! Сколько лет прошло, а мне до сих пор смешно. Чарли приклеивал усы (мы были уверены, что все злодеи носят усы), сооружал из маминого платка накидку и носился по саду, осыпая проклятиями Пурпурную Горечавку.
— А вам кто нравился? — спросила я, вдохновленная ее рассказом.
— Естественно, Розовая Гвоздика!
Мы заговорщицки переглянулись.
— Вас ведь интересует именно Розовая Гвоздика? — многозначительно спросила миссис Селвик-Олдерли. — Вы, кажется, диссертацию пишете?
— Все правильно. — Я вкратце описала главы, которые собиралась посвятить похождениям Очного Цвета и искусству перевоплощения Пурпурной Горечавки. Об этих двоих информации было более чем достаточно… — А вот о Розовой Гвоздике ничего не нашла, — уныло закончила я. — В газетах только пишут, что ему поручались самые сложные задания.
— На что же вы надеетесь?
Я уставилась на дно чашки.
