Пролог
Метро встало. Снова!
Поднявшись на цыпочки, я схватилась за поручень и тут же врезалась носом в плечо стоящего рядом мужчины. Француз, судя по черной водолазке и приторно-сладкому одеколону. Поспешно извиняясь, я шагнула в сторону, споткнулась о стильный зонт от Ральфа Лорена и упала на чьи-то джинсовые колени.
— Здорово! — подмигнул джинсовый, когда я попыталась подняться.
Как любят англичане это «здорово» и как ловко используют! В зависимости от ситуации оно может означать от «привет» и «спасибо» до «у тебя отличная задница». Я густо покраснела (румянец никогда мне не шел) и стала искать, куда бы спрятаться. Вагон битком набит усталыми, раздраженными лондонцами, спешащими домой. Между ними не протиснуться даже тощей змее, не говоря уже о здоровой американской девушке, которая в последние два месяца питалась исключительно жареной картошкой и рыбой.
Получается больше шестидесяти порций жареной картошки! Хотя, если живешь на съемной квартире, а кухня размером с горошину, тут не до кулинарных изысков.
Снова прислонившись к ухмыляющемуся французу, я уже в который раз спросила себя, чего ради приехала в Лондон.
Я слишком долго просидела в гарвардской библиотеке Виденера, наблюдая за студентами, суетящимися у туннеля возле входа. Согнувшись вдвое под тяжестью рюкзачков, они больше всего напоминали муравьев. Пожалуй, не зря я получила стипендию на год исследовательской работы в Британской библиотеке. Больше никаких студенческих работ! Никаких слайдов и учебных фильмов! Никакого Гранта!
Грант…
Вспомнив о нем, я тут же внутренне содрогнулась. Грант! Еще одна причина, по которой я давлюсь в душном вагоне лондонского метро вместо того, чтобы смотреть микрофильмы в Виденере.
Я бросила Гранта. Ну, что-то вроде того… Естественно, обнаружив его в объятиях молодой аспирантки факультета истории, я не могла относиться к нему по-прежнему. Именно я стащила с пальца кольцо и швырнула в лицо изменнику в лучших традициях мыльных опер.
Вагон рывком сдвинулся с места, и пассажиры радостно загудели. Только бы снова не упасть на джинсовые колени. Одно падение еще может считаться неловкостью, а два подряд скорее всего примут за приглашение.
Все мужчины, которые меня интересуют в данный момент, давно мертвы: Очный Цвет, Пурпурная Горечавка, Розовая Гвоздика… Их имена возвращают в ту далекую эпоху, когда мужчины носили бриджи и сюртуки, обменивались колкостями поострее, чем концы их шпаг, и умели быть героями.
Очный Цвет спас от гильотины бесчисленное множество людей, Пурпурная Горечавка сводил с ума французское министерство полиции и сорвал по крайней мере два покушения на короля Георга III[1], а Розовая Гвоздика… В период между 1803 и 1814 годами о нем писали все лондонские газеты.
Неудивительно! Он оказался самым неуловимым из всей троицы.
Личности первых двух, Очного Цвета и Пурпурной Горечавки, французы установили. Это оказались сэр Перси Блейкни и лорд Ричард Селвик. В результате оба ушли в отставку и дожили век в своих поместьях, потчуя многочисленную родню рассказами о подвигах во Франции. А вот Розовую Гвоздику так и не поймали.
Пока не поймали!
Именно это я и собиралась сделать — отыскать неуловимого шпиона среди архивов английских библиотек и наконец сорвать с него маску. Может, мне повезет больше, чем французским сыщикам?
Естественно, мой академический руководитель и не догадывался, чем вызван такой интерес. Обсуждая с ним тему диссертации, я перефразировала ее по-иному. Пришлось прикрываться пробелами в историографии, значением шпионажа в формировании общественного мнения начала девятнадцатого века и другими заумными доводами. В результате работа была названа «Роль аристократического шпионажа в войнах с Францией 1789–1815 годов». Сухо и непонятно. «Почему мне нравятся мужчины в черных масках» звучит гораздо лучше, но ученый совет вряд ли одобрил бы такое название.
Для начала совершенно логичным казалось отправиться в Кембридж. Три аристократа, сводившие с ума французов, вне всякого сомнения, поддерживали переписку. В начале девятнадцатого века высший свет Англии был довольно тесным мирком, так что они наверняка делились знаниями и опытом. В библиотеке я наткнулась на обширную переписку между сэром Перси Блейкни и лордом Ричардом Селвиком. Уверена, в их письмах есть какой-то намек или даже неосторожная описка, которая приведет к Розовой Гвоздике.
Я не нашла ничего. Ничего, даже просмотрев финансовые отчеты поместья Блейкни за двадцать лет и счета Селвиков. Я не поленилась и посетила Государственный архив в Кью и, пройдя сквозь металлоискатель, наконец попала в отдел, где хранились данные министерства обороны девятнадцатого века. Да, не зря разведку называют секретной службой! Ничего, опять ничего! В официальных отчетах не содержалось даже косвенного упоминания о «нашем розовом друге».
Я запаниковала: не хотелось писать о шпионаже, возводя его в аллегорию мужества и отваги. Значит, придется прибегнуть к последнему варианту. Итак, я сидела в читальном зале «Уотерстоунза» и, вооружившись «Дебреттом»[2], писала письма всем оставшимся в живых наследникам сэра Перси Блейкни и лорда Ричарда Селвика. Попасть в семейные архивы я и не мечтала, так велико было мое отчаяние!
Полузабытых историй о похождениях бравых прапрадедушек мне вполне достаточно. Расскажите мне хоть что-нибудь, и я пойму, где искать дальше.
Написав двадцать писем, я получила три ответа.
Владельцы поместья Блейкни ограничились расписанием работы музея сэра Перси, зато приложили приглашение на осенний фестиваль почитателей Очного Цвета. Да, очень здорово наблюдать, как туристы разгуливают в черных плащах, крутят моноклями и кричат: «Империя в опасности!»
Ответ хозяина Селвик-Холла был еще более обескураживающим. Письмо на украшенном фамильным гербом бланке дышало высокомерием и должно было поставить меня на место. Селвик-Холл — по-прежнему частная собственность и закрыт для всех посетителей без исключения. Предназначенные для просмотра документы представлены в Британской библиотеке. Хотя мистер Колин Селвик и не написал «Отвали!» открытым текстом, он явно имел в виду именно это.
Но ведь самое главное — результат, верно? А сегодня результатом было то, что миссис Арабелла Селвик-Олдерли ждет меня по адресу — поднимаясь по эскалатору станции в южном Кенсингтоне, я вытащила из кармана потрепанную ксерокопию письма — Онслоу-сквер, дом сорок три.
