Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
— Что? Жалеешь? — затанцевала от нетерпения на месте Ирка.
— Ничего я не жалею, — отмахнулась Юля.
— Жалеешь! — противно тянула Харина. — Разлюбила уже, да? Ах, Петечка, ах, какой хороший, ах, какой красивый, ах, как пишет! Лучше бы ты с ним в городе встретилась! А то потащилась черт знает куда!
— Он ведь, правда, другим был! — От этих слов Юля словно проснулась. — Ты же видела! И писал так… хорошо. Я на него давно внимание обратила. Он первым был, кого я там заметила. Скажешь, не красивый?
— Подумаешь, красивый! — не сдавалась Ирка. — Ходить не умеет! Чего он в первый день ногу подвернул? Тоже мне — походник! — сказала, как выстрелила, она.
— А перед кем он вперед бежал? — разозлилась Юля. — Ты первая стала считать, кто больше придорожных камней найдет! — Она засопела, чувствуя, как ее раздражение начинает разливаться по всей долине, гася солнце, убивая шум реки. — Не знаю, что с ним сталось. В чате он совсем другим был.
— В чате! — орала Харина. — Не могла в приличном месте познакомиться с парнем. На дискотеке или на улице — хоть видишь, с кем разговариваешь. А в чате все козлы! Он небось фотку Брэда Питта повесил или Орландо Блума!
— Своя у него была фотка, — снова отвернулась Юля и только сейчас заметила, что солнце, и правда, погасло, что речка больше не блестит, а журчание из веселого превратилось в настороженное. — Но мне кажется, что это был не он. Понимаешь, он так хорошо писал, так все правильно объяснял. Я поэтому его и заметила. Все чушь несли, а он… девчонке одной помог. У нее с родителями проблема была. Потом еще кое-что. Я сначала только следила — что он делает, как себя ведет…
— А потом увидела, как он организовал группу этого чертового похода, и помчалась к ним в клуб. — Ирка тоже успокаивалась, с тревогой поглядывала на небо, прислушивалась к тому, что происходит на горе. — И зачем я только дала себя уговорить!
— А он какой-то странный, — вздохнула Юля. — Вроде те же слова говорит, а приглядишься… все не то.
— Их вместе сложить надо, Ткаченко с Царицыным, тогда дело получится, а так… — Ирка утомленно сползла с обрыва, подобрала миску, пощелкала по отколотому краю. — Один хромает. Другой болтает. Оса его еще эта укусила. А вдруг Мишка ослепнет. Что тогда?
— Тогда ты будешь водить его через дорогу за руку и рассказывать, какого цвета небо.
— Всю жизнь?
— Половину. — Юля тоже подняла свою миску, вложила мыло в пакетик. — Вторую половину он будет спать. С тобой.
— Чаруша! Хватит уже! — вспыхнула Ирка и опять начала карабкаться наверх. Навстречу ей обвалом полетели камни, она замахала руками и остановилась.
— Ну, чего вы? — мчался сверху Мишка Царицын. — Дождь собирается, а у вас еще вещи не собраны! Палыч сказал, уходим. Будем тучу обгонять!
Мишка был долговязым чернявым парнем, с узким остроносым лицом. Когда он клонил голову вбок и чуть вниз, то начинал походить на галчонка, высматривающего в земле червячка. Сейчас это сходство было не очень заметно, потому что половина лица у Мишки опухла, около левого глаза краснело воспаление, из-за чего еще недавно веселый темный глаз полузакрылся, заставляя своего хозяина разворачивать голову влево, чтобы хоть что-нибудь увидеть. Неприятная встреча с осой, случившаяся вчера днем, нисколько не смущала Царицына. Что с укусом, что без него, он все так же носился по тайге, поддевал девчонок, не давал жить Ирке Хариной и влипал в бесконечные истории.
— Толстая, шевелись! — подгонял он Ирку сзади. — Без нас весь дождь пройдет.
— Отвали! — кинула Харина в Мишку камешек, но Царицын увернулся, забежал вперед, чтобы, в свою очередь, осыпать противницу порцией песка и камней и снова скатиться вниз.
— Не стой на месте! Горы развалишь, — крутился Мишка.
Подруги поднялись наверх. Шум воды отступил, первые же деревья смягчили шипящую реку, превратив ее голос в постоянный навязчивый гул улицы за окном.
Небольшая площадка, где уместились три палатки на десять человек, притулилась около обрыва. Две палатки были собраны, и только одна, небольшая двухместная с потертым зеленым тентом, обвисла над пропастью, раздумывая, свалиться ей прямо сейчас или подождать, когда кто-нибудь отважится к ней подойти близко. Около палатки толпился народ, звучали противоречивые советы. Все сводилось к тому, что складывать палатку придется, что ее надо как-то вытянуть на ровное место. Тяжелые вещи, оставшиеся внутри и перевалившиеся через кручу, осложняли задачу.
— Будете тянуть, порвете днище.
Даже среди рослых подопечных руководитель группы Олег Павлович выделялся, обгоняя всех в росте на голову, а то и на две. Крепкий, с шапкой густых кудрявых волос и в паганелевских очках, он на всю эту суету смотрел со снисхождением. Что скажешь — дети! Что бы ни случилось сейчас с палаткой, вечером эти черти снова ухитрятся все сделать так, чтобы утром решать очередную глобальную проблему. Если не с палаткой, то с оставшимися консервами — кто их понесет и в каком количестве; если не с консервами, то с водой — для перехода набирали три пластиковые бутылки воды, чтобы пить по дороге, чтобы делать дневной чай, и опять же — кто понесет, у кого рюкзак тяжелее. Болеет Катя Ивашкина, и, кажется, кое-кто еще начинает хлюпать носом. Все это было привычно, все это было знакомо — поход не первый и, дай бог, не последний. И если удастся расшевелить эту инертную компанию, то они тронутся в путь до дождя, если нет, то вечером пара спальников мокрыми окажутся, натертые в сырых кроссовках ноги, потерянные кепки, забытые миски, сломанные перочинные ножи… Да мало ли чего! А поэтому обращать внимание на все это не стоит. Сами разберутся. Причем решение будет самое сложное, самое бестолковое, но это будет их решение. И пускай колупаются с этой палаткой, которую поставить ровно несложно. Но мальчишки ведь не ищут легких путей.
Олег Павлович многопалубным лайнером проплыл мимо ребят к своему рюкзаку. Вещи заболевшей Ивашкиной до сих пор были распределены среди ребят, но кое-кто уже возмущался, и надо было хотя бы спальник ее пристроить у себя. А рюкзак и так был тяжелый. Олег Павлович чувствовал это не потому, что его трудно было поднимать или неудобно долго нести. Рюкзак всегда с ним был одним целым. Но уже вчера появилось стеснение в груди, а это верный знак, что рюкзак перегружен, сердце начинает пошаливать, и кого-то из мальчишек надо просить помочь. А это опять крик…
Споры вокруг палатки разрастались. Хохмач и бездельник Сережка Даушкин предлагал обрубить оттяжки, все еще удерживающие ее на площадке, дать ей упасть, а потом уже собирать вещи внизу. Основательный Инвер Мустафаев советовал подпихивать палатку снизу, но была опасность, что завязки не выдержат и вся махина придавит незадачливого спасателя собой. Самым простым способом было вытянуть палатку наверх — и вещи будут спасены, и падать никому не придется. Но перспектива порванного днища, а значит, постоянных сырых ночевок, не устраивала насупленного Петро Ткаченко. Он стоял около входа в палатку, смотрел на обвисший край, словно взвешивал все плюсы и минусы сложившейся ситуации. Он был высокий, худой, с лохматыми светлыми прямыми волосами, с большим, но не портившим его лицо носом и растерянной улыбкой.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
