По пути ему встретилась Анна Михайловна – соседка с седьмого этажа. Она безразлично оглядела его сквозь немытое окно и устало отвернулась, из чего Эдуард Альбертович заключил, что и она его не узнала – обычно Анну Михайловну охватывало бешенство при виде Эдуарда Альбертовича, часто переходившее в припадок. Сейчас же ее равнодушие безмерно огорчило ползущего по стене Эдуарда Альбертовича.
Добравшись до окон собственной квартиры, он дернул раму, но вспомнил, что она не открывается уже лет десять, и полез в форточку.
На шум прибежал Эдуард Эдуардович, жующий капустную кочерыжку, и заголосил.
– Эдик, это я, папа! – успокаивал его Эдуард Альбертович, силясь протиснуться в форточный проем и неуклюже размахивая ведром.
Но Эдик продолжал голосить, что фантастическим образом не мешало ему похрустывать витаминами.
Зинаида Яковлевна появилась неожиданно и, пропустив стадию переговоров, на которую очень рассчитывал Эдуард Альбертович, вытолкнула его табуреткой в лоб.
Эдуард Альбертович полетел, ускоренно и с высоты разглядывая неприкрытую жизнь соседей и подавая ведром знаки, не понятые ими.
Земная твердь приняла его радушно, отозвавшись глубокой вмятиной.
Приподъездные старушки еще более нехорошо уставились на ноги, торчавшие из вмятины и, не опознав их, зашептались с повышенным усердием.
Почувствовав податливость земли под собой, Эдуард Альбертович Брунь начал загребать ее ведром и рыть подкоп к своей квартире. Настырность его стремления попасть домой при ударе о почву не пострадала.
Однако подземный ход вышел боком – Эдуард Альбертович высунул голову и увидел над собой Анну Михайловну с седьмого этажа. Вокруг Анны Михайловны пахло жареной рыбой, она поставила перед ним тарелку и почесала за ухом. «Не узнает», – подумал Эдуард Альбертович. Здесь же оказался его сосед – Шмуэль Шмуэлевич. Он почесал Эдуарда Альбертовича за другим ухом и забрал у него рыбу, нисколько не смутившись своим присутствием на кухне замужней Анны Михайловны. «И этот не узнает». Эдуард Альбертович попрощался с бывшими соседями и пополз обратно.
На выходе его уже ждали приподъездные старушки и правоохранительные органы.
Старушки восторженно рассказывали правоохранительным органам, что Эдуард Альбертович, про которого они не знали, что он Эдуард Альбертович, – беглый бандит и все время по двору ходит с мусорным ведром, видно, убил кого-то и выносит по полкило, иначе зачем ему с мусорным ведром все время по двору ходить; и что Шмуэль Шмуэлевич плотоядно облизывается, когда видит детей, особенно крещеных; и что Анна Михайловна замышляет убить своего мужа и полы не моет, а муж ее – бесполезный, но сам выносит мусор, и поэтому она молиться на него должна, ведь в ней пользы того меньше, раз она полы не моет; и вообще – дом пропащий, а к Зинаиде Яковлевне Брунь…
Здесь Эдуард Альбертович напрягся, прислушиваясь, но правоохранительные органы утомились доносами и увели его.
– Документы.
Эдуард Альбертович достал паспорт – идя выносить мусор, он всегда брал паспорт с собой. Сержант изучил сертификат человеческой состоятельности и, посмотрев на Эдуарда Альбертовича тем взглядом, которым смотрит врач на смертельно больного, прикидывая на глазок, сколько тому жить осталось, придвинул лист бумаги.
– Излагайте, гражданин Свинягин.
– Жена узнавать перестала и домой не пускает. И остальные тоже. Только я не Свинягин. Брунь моя фамилия.
– На жену жалуемся, Аристарх Ферапонтович? Это хорошо. Это зачтется.
– Вы что-то путаете. Я – Брунь Эдуард Альбертович.
– У меня удостоверение есть, что я ничего никогда не путаю. А в вашем удостоверении личности написано, что вы Свинягин Аристарх Ферапонтович. Ваша это личность или не ваша?
Сержант раскрыл перед Эдуардом Альбертовичем паспорт, из которого на Эдуарда Альбертовича смотрел сам Эдуард Альбертович. Но надпись была посторонняя.
– Свинягин Аристарх Ферапонтович, – прочитал он в документе. – Что же это такое получается?
– Получается, что вы либо иностранный шпион, либо психический инвалид. Но вы не волнуйтесь, мы во всем разберемся. Мы тут для того и харчи проедаем не просто так, чтобы с такими, как вы, разбираться.
Паспорт проверили – он оказался настоящий, с печатью и правильный на просвет. Эксперт по шпионам сказал, что с такой никчемной мордой в шпионы давно уже не берут, разве что в каких-нибудь отсталых африканских империях, где еще скрываются разные недобитки апартеида, но для недобитка апартеида у Свинягина-Бруня несообразно бледный тон лица, без следов загара. Поэтому Эдуарда Альбертовича признали психическим инвалидом и отправили в лечебницу.
В лечебнице Аристарху Ферапонтовичу – Эдуард Альбертович начал привыкать к своему второму имени – понравилось. Там было много таких же, как он, – у которых удостоверение личности перестало совпадать с личностью. А их близкие и родные верили исключительно документам.
Даже главный врач, разоткровенничавшись, признался, что на самом деле он – не он, а один из пациентов, подрезавший докторский халат, когда настоящий главный врач переодевался. Настоящий же затерялся среди больных, потому что без халата его никто не опознает и не держит за здорового, а больным никто не верит.
И вообще, Аристарх Ферапонтович встретил тут много личностей, про которых слышал и раньше, но не подозревал, что даже столь значительные люди имеют проблемы с документами и поэтому вынуждены скрываться в лечебнице.
Уже через две недели Свинягин Аристарх Ферапонтович перестал отзываться на вызванное психическим недоразумением имя – Эдуард Альбертович Брунь – и, получив назад свою гражданскую одежду, паспорт и мусорное ведро, был выставлен за дверь заведения.
– И куда мне теперь? – спросил он.
– Домой, – ответил сторож, привязанный к сторожевой будке.
Свинягин загрустил.
– Кабы я знал, где это.
– Я смотрю, лечили тебя, да не долечили. У всякой человеческой животины в паспорте прописано, где ей жить положено. Есть у тебя документ?
Свинягин достал паспорт и изучил адрес прописки. Адрес был незнакомым и местность, в которую он привел, была Аристарху Ферапонтовичу неведома.
Он поднялся по лестнице и остановился перед дверью, номер на которой соответствовал документу. Аристарх Ферапонтович поднял руку, но долго не решался позвонить. Тут он руку опустил и достал из кармана дефективный ключ от своей прежней жизни. Осторожно вставил его и повернул. Ключ подошел.
Дверь отворилась. Свинягин вошел.
– Где тебя черти носили, иуда?
Незнакомая женщина неопрятной наружности встретила его первосортной бранью.
– Мусор выносил, – нашелся Аристарх Ферапонтович.
– Две недели?
– Да… Как-то затянулось…
