— Я занимаюсь аудитом, мама, и поверь, это очень интересно, — чуть более резко, чем следовало, ответила Саманта.
— Ну вот, ты уже и грубишь мне. Ты невыносима, Саманта. Испортить мне настроение в такой день!
— Извини, мамочка.
— Я рада, что ты все правильно поняла. Ты можешь приехать ко мне через две недели. Мне как раз понадобится твоя помощь. Нужно пересадить цветы на заднем дворе и разобрать вещи.
— Конечно, мама, я приеду и помогу. Извини, если расстроила тебя. Я люблю тебя, мамочка.
Пауза, возникшая после этих слов, была совсем крошечной, но сердце у Саманты екнуло.
— Я тоже тебя люблю, дорогая. Позвони мне, когда будешь выезжать, я попрошу Билла встретить тебя на станции. Да, и привези мне серьги, что оставила тебе в наследство бабушка. Ты все равно их не носишь, да к тому же изумруд куда больше подходит к моим глазам, нежели к твоим. А я взамен дам тебе серебряные серьги с голубым топазом.
— Хорошо, мамочка, я привезу тебе бабушкины серьги, и мне ничего не нужно взамен. Я позвоню тебе, когда буду выезжать.
Саманта отключила телефон и вновь уставилась на россыпь огней за окном. Отказ матери не слишком огорчил ее, к подобному обращению она привыкла с детства, остался только неприятный осадок, но и это, она знала по опыту, совсем скоро пройдет. Мелькнула мысль позвонить отцу, но ее она отмела сразу же. После развода отец женился во второй раз и давно уже не стремился поддерживать отношения со взрослой дочерью.
Саманта выключила компьютер и принялась складывать в сумку разбросанные по столу мелочи. Несмотря на все усилия привести мысли в порядок, сгустившиеся сиреневые сумерки продолжали тревожить ее, вызывая в душе смутные, полные несбывшихся желаний образы.
В этот вечер ей мечталось о чем-то особенном, хотелось любить и быть любимой. Она понимала, что все эти сказки о любви не имеют к ней никакого отношения, но так хотелось тепла и нежного участия…
Решено, вечер она проведет с Лесли, а завтра… завтра придумает что-нибудь интересное. Например, сходит в парикмахерскую и сделает сногсшибательную прическу в духе Клэр Астон, или отправится на прогулочном катере вверх по реке и остановится на ночлег в каком-нибудь холлидей-инн, или… Да мало ли еще что можно придумать, успокоила она себя и, надев плащ, вышла из кабинета, который вот уже два года делила со своей помощницей и младшим аудитором фирмы Кэтрин Милз.
Идя по длинному, наполненному ровным светом неоновых ламп коридору, Саманта машинально отметила про себя, как гулко отдаются в тишине ее шаги. Опять она засиделась допоздна и в то время, когда остальные сотрудники давно уже предавались радостям вечерней жизни, только-только покидает здание офиса. Она спустилась на лифте в подземный гараж, подошла к своему одиноко стоявшему «Саабу» и, отключив сигнализацию, села в подмигнувший ей фарами автомобиль. Саманта поехала в центральную часть города, рассудив, что, если по дороге попадется какой-нибудь супермаркет с удобной парковкой, она сможет пополнить в нем истощившийся к концу недели запас продуктов. Обычно она покупала продукты в ближайшем магазине и всегда брала один и тот же набор. Но сегодня ей хотелось чего-то особенного, чего-то такого, что помогло бы ей начать новую жизнь.
«Куплю что-нибудь диетическое, — решила она. — Больше никаких отбивных, стейков, пирогов и гамбургеров. И никакой пасты. Только обезжиренный йогурт, хлеб из твердых сортов пшеницы, козий сыр, оливки, вместо сахара — заменитель. Из фруктов только яблоки, апельсины, ананас и киви. Бананы полностью исключить, и манго тоже… Если просидеть на такой диете около месяца, вполне можно сбросить около десяти фунтов, — мысленно подсчитала она, — и тогда уж подумать о том, как обновить свой гардероб».
За всеми этими размышлениями она не заметила, как приблизился опасный поворот. Саманта не успела сбросить скорость, и ее машина вылетела по скользкой от недавнего дождя дороге на встречную полосу. Машину закрутило, и последнее, что осталось у нее в памяти, был сильный боковой удар и сыплющиеся прямо ей в лицо осколки лобового стекла.
…Во взгляде сидящей напротив женщины было столько отвращения и неприкрытого ужаса, что у Дэна Кингсли, заведующего хирургическим отделением «Филадельфия хоспитэл», невольно появился противный кислый привкус во рту, свидетельствовавший о начавшейся изжоге.
— Это… это не может быть моей дочерью!
От визгливого голоса мистер Кингсли вздрогнул, но, старательно сохраняя остатки самообладания, попытался заставить замолчать эту красивую, но, несомненно, очень странную женщину. Ей почему-то очень хотелось доказать, что попавшая в аварию девушка, в сумке которой были найдены документы на имя Саманты Ховард, не является ее дочерью.
— Успокойтесь, миссис Ховард. Успокойтесь и выслушайте меня еще раз. Да, ваша дочь попала в серьезную аварию, но она хотя бы осталась жива. Мало того, благодаря подушке безопасности у нее нет никаких внутренних повреждений. Перелом руки, два сломанных ребра и небольшая травма головы — еще не повод так нервничать. Я даже думаю, что…
— Вы думаете?! Да вы посмотрите на ее лицо! — вне себя от гнева воскликнула миссис Ховард. — Лучше умереть, чем жить с таким лицом! Моя дочь и без того не была красавицей, но это! Это просто непостижимо! Вы должны что-то сделать с ее лицом, иначе я подам на вас в суд! Совсем скоро начнется рекламная кампания в связи с изданием моей книги, и я не хочу, чтобы кто-то из журналистов сфотографировал мою дочь в таком неприглядном виде!
Миссис Ховард резко повернулась и, даже не взглянув на не очнувшуюся после наркоза дочь, вышла из палаты. Дэн Кингсли еще долго стоял возле кровати спящей Саманты и ломал голову, как он скажет ей о том, что, едва увидев обезображенное осколками лицо, ее мать покинула клинику.
Он работал в больнице уже десять лет и ни разу еще не сталкивался с подобной ситуацией, а потому не мог предположить, как девушка отреагирует на такое поведение своей матери. Направившись к выходу из палаты интенсивной терапии, он не заметил слез, блеснувших в уголках ее глаз.
Саманта проснулась после наркоза и успела услышать почти весь диалог матери с доктором, но, не в силах пошевелиться от охватившего ее ужаса, так и лежала, молча впитывая все брошенные матерью обидные слова.
Неужели что-то непоправимое случилось с ее лицом, и теперь она не сможет даже выйти на улицу? Как же она будет жить? Мысли ураганом проносились у нее в голове, но ни одна из них не давала ответа на мучавшие ее вопросы. Почувствовав внезапную боль во всем теле, Саманта пожалела, что вообще осталась жива. Она закрыла глаза и подумала о том, что вряд ли найдется на свете хоть один человек, которому было бы так же плохо, как ей сейчас.
Ее измученное болью и страхом сознание отключилось в тот самый момент, когда волна отчаяния готова была накрыть свою жертву. Вновь провалившись в черную бездонную пропасть, она почти сутки провела в том пограничном мире, где душу перестают терзать такие страшные еще совсем недавно проблемы.
