«Родиться диссидентом»
Осенью 1962 года по приглашению Союза советских писателей в Москву впервые приехал западногерманский прозаик Генрих Бёлль. В эти несколько суетливых дней случилось знакомство, тесно связавшее историю советских диссидентов с его именем – знакомство Бёлля с германистом Львом Копелевым и его женой литературоведом Раисой Орловой.
Подлинной хроникой диссидентского движения стала ведшаяся на протяжении двадцати лет переписка семей Бёлля и Копелева. Субъективная, эмоциональная, но и очень точная хроника, зафиксировавшая эпизоды взаимоотношений, реакции, описавшая сложно уловимые процессы, происходившие с теми людьми, которых мы сегодня называем советскими диссидентами. Ценны в ней не только факты, имена (в ней есть многие из тех, чьи интервью вошли в эту книгу), но сама драматургия переписки двух друзей-литераторов.
Все начиналось как разговор о литературе, будничных писательских и переводческих делах с мелькающими признаками советской или немецкой бытовой жизни. И только иногда в ткань их первых бесед вплеталась нитка иного цвета – про какую-то где-то рядом существующую политическую действительность. В начале 1970-х годов эта нитка становится основной, из нее вяжется большая часть полотна. Генрих Бёлль к тому моменту уже президент международного PEN-клуба, получает Нобелевскую премию по литературе (1972), начинает все чаще действовать как политик, а не только писатель, активно участвуя в общественных дискуссиях в Германии, разбуженных студенческими протестами. Именно в это время принципиальность его оппозиционных взглядов в Германии порождает кампанию травли Бёлля. Но это не останавливает его активность, а внимание к происходящему на Востоке Европы, о которой ему в письмах постоянно рассказывают друзья, только обостряется. Переписка с Копелевым и другими независимыми советскими интеллектуалами становится больше похожей на разработку стратегий по спасению людей. Советские друзья Бёлля сообщают ему, что кому угрожает, как и почему надо помочь. Значение этих писем и телеграмм для диссидентского движения и борьбы за свободу в СССР невозможно переоценить.
Благодаря этой дружбе были спасены жизни не одного десятка советских граждан, некоторых из которых мы сегодня называем диссидентами. Кто-то смог уехать и получить поддержку заграницей, за кого-то вовремя заступились.
С помощью Копелева Бёлль познакомился со многими советскими интеллектуалами и писателями. Одним из них был Александр Солженицын, о рассказе которого «Один день Ивана Денисовича» Копелев рассказал Бёллю в письме 1963 года. С этих пор Бёлль следил за текстами Солженицына, написал предисловие к немецкому переводу «Ракового корпуса» и рецензию на «В круге первом». Личное знакомство с Солженицыным состоялось только в 1972 году в очередную поездку Бёлля в СССР, тогда российский писатель передал немецкому коллеге свои тексты и документы для адвоката на случай ареста. Через два года, когда в феврале 1974 года Солженицына действительно арестовали, Бёлль написал письмо протеста на имя Брежнева и принял писателя после его высылки из СССР в своем доме под Кельном.
«У меня рады любому беженцу, неважно, приехал он из коммунистической или как коммунист из некоммунистической страны. Когда приедет Александр Солженицын, в нашем доме у него будет чай, хлеб и кровать» (Генрих Бёлль, General Anzeiger, 14 февраля 1974 года).
К 1970-м годам в советской писательской среде актуализировалось деление на диссидентов и не диссидентов. Сам Бёлль использовал это понятие как определение степени порядочности человека – «родился диссидентом».
«Он принадлежал к нашим лучшим друзьям в Москве, был рожден диссидентом, один из первых, кого я знал. Он был диссидентом от природы, инстинктивно и по опыту еще до того как состоялось само диссидентское движение», – так Бёлль отозвался в 1976 году в газетной статье во Frankfurter Allgemeine Zeitung на убийство в Москве (вероятно, организованное КГБ) переводчика немецкой литературы Константина Богатырева, когда-то отсидевшего пять лет в лагере по политическому обвинению.
После вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году некоторые категорично требовали от Бёлля радикальной оппозиционности, упрекали его в том, что он продолжает ездить в СССР. И действительно, Бёлль отменял свои поездки и заседания PEN-клуба во многих странах Восточного блока, когда там случались аресты и репрессии. И только в Москву он продолжал ездить до конца 1970-х. Эти поездки стали судьбоносными для многих диссидентских биографий. Его остановки – это, конечно Москва со Львом Копелевым, Ильей Эренбургом, Константином Паустовским, Ленинград, где он очень хотел встретиться и встретился с Анной Ахматовой. Там же его друг филолог-германист Ефим Эткинд познакомил Бёлля с молодым Иосифом Бродским. И это знакомство помогло изгнаннику Бродскому в будущем.
