Мама в этот вечер как раз собиралась пойти в театр, а я решил отправиться на кладбище. Вечером, когда она придет, притворюсь спящим, а завтра… Ну что ж! Будь что будет!
Так вот, сижу я на этой же самой скамеечке и размышляю о том, о сем. Настроение — тысяча градусов ниже нуля, можете мне поверить. И в этот момент вдруг передо мной, как из под земли, появляется собака. Огромная, желтосерая, с темной полосой вдоль спины, уши торчком, а из открытой пасти торчат острые белые клыки. Я, честно говоря, здорово испугался: с таким чудовищем шутки плохи, как цапнет — так и останешься без руки или без ноги. Пес тем временем обнюхал мои кеды, брюки, ткнулся влажным носом в ладони и, вздохнув, положил голову мне на колени. Его темные, в янтарных крапинках глаза, казалось, о чем-то просили. Я осторожно поднял руку и слегка почесал у него за ухом. Пес блаженно прикрыл глаза. Бедняжка, наверное, заблудился и потерял хозяина. Бока совсем опали, ребра торчат. Надо бы сбегать домой, думаю, да покормить его чем-нибудь. Но пойдет ли он за мной?
Я встал, поднял с земли портфель и медленно пошел с кладбища. Пес пошел следом за мной. Я побежал — он скачет следом. Остановился — он подошел ко мне и сел у правой ноги, прямо как в фильме о Джульбарсе.
«Но если он действительно заблудился и потерял своего хозяина, тогда… — у меня перехватило дыхание, — тогда я могу его забрать. Все мальчишки лопнут от зависти. На нашей улице ни у кого нет такой собаки».
Окно кухни светилось, значит, мама так и не собралась в театр.
— Смотри, кого я нашел, — сказал я, приоткрыв дверь квартиры.
Увидев рядом со мной огромное животное, мама опустила руки.
— Нет, — сурово сказала она.
Собака как будто сразу все поняла. Она поджала хвост и спряталась за мою спину.
— Ну, мамочка, пожалуйста, я…
— Даже не мечтай, — перебила меня мама, — у тебя и на учебу-то времени не хватает, когда же ты будешь с собакой возиться? К тому же ты еще и драться вздумал. Я уже все знаю, можешь не оправдываться. Я работаю, стараюсь, чтобы у тебя все было, а ты… — и мама уголком передника промокнула слезы.
Ну, что я говорил! Началось… Не было никакого смысла объяснять, что именно во время геометрии на каштан, который растет прямо у классного окна, прилетел первый скворец и как засвиристит. А для нашего математика, кроме углов да гипотенуз, на белом свете ничего не существует.
— Честное слово, я исправлю все двойки, а этого Дидзиса даже пальцем больше не трону. Только разреши мне, пожалуйста, взять собаку!
— Хватит, — сердито перебила меня мама, — мой руки и садись есть!
По опыту я знаю, что сейчас самое разумное послушаться. Мамин гнев проходит, как летняя гроза, прогремит, покапает, и снова светит солнышко.
— На вот и тебе тоже, — мама поставила перед собакой полную миску. Пес облизнулся, но есть не стал.
— Ну, ешь же, ешь, — ласковым голосом сказала мама и наклонилась, чтобы погладить его по спине. Собака угрожающе зарычала. Мама испуганно отдернула руку.
Колоссально, правда? Сразу видать, что пес ученый, не берет у чужих.
— Ну что ты, дружок, — я присел рядом с ним. — Ешь смело. В моей тарелке то же самое.
Пес лизнул меня и в секунду опустошил свою миску.
— Еще хочешь?
— Гав, гав! — пес глухо тявкнул в ответ и махнул хвостом. Представляете, какой умный, просит!
— Накроши в миску хлеба и налей капельку молока, — сказала мама, — надо же, как изголодался, бедняга!
В конце концов пришло время садиться за уроки. Я сложил перед собой все книги горкой и спрятался за ними. Пес улегся на полу, рядом со стулом, положил голову на вытянутые лапы и закрыл глаза. Мама, примостившись на диване, штопала мои носки. В очках она выглядела гораздо старше. Волосы на висках уже поседели. На людях она старается не обращать на себя внимания. Вот, когда во дворе появляется мама Вии, весь дом гудит. У нее профессиональная привычка громко говорить — Виина мама работает в суде адвокатом. А маму Инги знает вся округа, потому что она врач в нашей поликлинике. Но самая знаменитая мама у этого задаваки Дидзиса — профессор-химик. Она зверски строгая, говорят, что во время экзаменов за дверями слышно, как у бедных студентов зубы от страха стучат. А моя мама всего лишь простая кассирша в сберкассе № 467. Не повезло мне с родителями.
— Мама, а почему ты не училась?
Мама посмотрела на меня и грустно улыбнулась.
— Я уже хотела поступать, но началась война. Потом родился ты, умер отец…
Конечно, маме нелегко живется. На работе через окошечко только и видишь целый день руки да деньги. Она утверждает, что по движениям рук можно определить характер человека: скупердяй не выпустит деньги из рук до самого последнего момента, легкомысленный человек бросает пачку денег, делая вид, будто они ему совсем безразличны.
Честно говоря, в тот вечер никакие уроки мне в голову не шли, попросту было не до них. На всякий случай я заглянул в завтрашнее расписание — географию и историю просмотрю на перемене, по латышскому меня вызывали в прошлый раз, математику спишу у Анджиса. Вот только стих по английскому придется вызубрить. Англичанка явно взъелась на меня.
Пес во сне время от времени шевелил лапами и слабо повизгивал, наверное, ему так же, как и человеку, что-то снилось. Может быть, он видит, что за ним гонится какой-то негодяй или даже бьет его. Вот и скулит он так жалобно. А может быть, он тоскует о своем хозяине.
— Да, кстати, как же его зовут? — невольно сорвалось у меня с языка.
— Для чего тебе это? Завтра после школы отведешь собаку назад, на то же самое место, где ты его нашел, — ответила мама.
— На старое кладбище! Ну нет. Там, наверное, похоронен его хозяин, и собаке некуда деться, — осенило меня.
— Не говори глупости, — перебила меня мама, — там уже давно никого не хоронят.
Да, это правда. Со временем здесь устроят парк и оставят только самые ценные памятники.
Про себя я уже давно мечтал именно о такой собаке, и вот теперь, когда она почти моя… Нет, надо быть законченным кретином, чтобы отдать ее. Клянусь вам, никогда в жизни я так не упрашивал мою мать. Я поклялся, что у меня больше не будет ни одной двойки, что я буду каждый день ходить в магазин, без напоминания колоть дрова, мыть комнату и даже готовить еду, хотят противнее этих занятий для меня нет ничего на свете. Но мама твердила свое: не болтай, занимайся лучше!
«Занимайся, занимайся», только и слышишь с утра до вечера эти слова, да еще «пойди туда, принеси то». Почему она меня не хочет понять? И почему вообще все взрослые такие лицемеры? Если что-то надо сделать, то ты уже и большой, и умный, но если вдруг ты сам чего-нибудь захочешь, тут же начинается: «Это еще не для тебя, ты этого не поймешь, подожди, подрастешь». А если уже терпение кончилось, если хочется самому все узнать поскорее? Как-то зимой мы с ребятами спрятались за сараем и попробовали закурить. Дворничиха заметила и учинила скандал на весь свет. Из этого курения и так ничего путного не получилось бы. Горький дым переполнил рот, попал в горло, я закашлялся, Инте вообще стало плохо, начало рвать. В жизни больше не возьму в рот этой пакости, честное слово. Или возьмите выпивку. Однажды мы с Интой опрокинули по стопке из запасов ее мамы, так мне показалось, что внутри у меня все загорелось, хорошо, что под руками оказался стакан с водой. А взрослые хоть бы что, пьют себе, для многих и вовсе нет напитка вкуснее. Отец Анджиса чуть ли не каждый второй день шатается по улицам пьяный и идиотски всем улыбается. Анджису приходится тащить его домой. Парень никому ничего не рассказывает об этом, но весь класс и так знает, что его предок, как напьется, так бьет жену и детей и гонит их из дому. Мой отец никогда таким не был. Мама говорит, что второго такого доброго, честного и правдивого человека нет на всем белом свете. Если бы отец был жив, он бы понял меня наверняка и разрешил бы держать собаку. Но почему мама не хочет? Почему? Я и сам не заметил, как начал думать вслух.
