— А вон, погляди, еще один валяется! — услышал он голос и зажмурился, понимая, что если увидят его живого, немедленно добьют. — Дышит, нет? Проверь.
Салах почувствовал пальцы, которые пытались нащупать на его шее вену, но у шарившего ничего не получалось — шея его была несколько раз плотно обернута платком и сверху еще сжата жестким воротником камуфляжной куртки. Он затаился, задержав дыхание так, будто и в самом деле умер, хотя грудь его разрывалась от боли и страха.
— Готов, кажется, — донеслось до него, и, снова теряя сознание, он услышал выстрелы.
В наскоро развернутой палатке, куда бойцы стаскивали груз, снятый с лошадей, сидел подполковник Федеральной службы безопасности Андрей Дмитриевич Ловков и, словно следуя своей фамилии, ловко распаковывал свертки. Их было не так уж и мало: три лошади несли по паре довольно-таки увесистых кулей. Предметы, которые в них находились, были завернуты несколькими слоями ткани, перетянуты скотчем и, в свою очередь, засунуты в плотные, перетянутые ремнями брезентовые мешки. Так что возни было больше, чем собственно дела. Подполковник не совсем понимал, вылетая на задание, почему задержание каравана было решено провести в строжайшей тайне. Наркотики? Только вряд ли боевики стали бы эту дурь вывозить в Грузию. То же самое и с оружием. Наоборот, все это они сюда везут, включая фальшивые доллары, которые, тем не менее, находят здесь сбыт. Но что можно было бы сейчас вывезти из Чечни, причем явно за границу? Ответ пришел, когда был раскрыт первый куль.
Ловков даже засмеялся. У него появилось ощущение, будто он не просто смотрит, но и сам участвует в каком-то дешевом фильме, в котором имеются все необходимые для остроты сюжета компоненты: война, смерть кругом, драгоценности, музейные экспонаты, наверняка очень тоже ценные, и, наконец, вывоз всего этого добра за границу. Белые и красные, безжалостные убийцы и грабители народного достояния — с одной стороны, храбрые чекисты — с другой… Приехали…
В свертках, как быстро понял подполковник, были хорошо и грамотно упакованы те предметы, которые обычно выставляются на стендах лучших музеев и ставятся под охранную сигнализацию — от музейных грабителей. Несколько свернутых в общую трубу небольших полотен оказались картинами, снятыми с подрамников. Портреты, пейзажи. Причем, что удивило Ловкова, пейзажи-то определенно русские, и зачем они кому-то нужны за границей? А вдруг они действительно представляют особую ценность? Не шибко разбирался подполковник в подобных «культурных ценностях». В другом куле, самом тяжелом, оказались запакованные бронзовые и чугунные фигуры лошадей на подставках. Работа тщательная, тонкая, наверное, специалист по лошадиной части даже породу определит, а то и имена этих коней. Для чего они там? Разве что отыскался особый ценитель, владелец богатых конюшен? Все возможно…
Ну, а вот «ювелирка» всякая — это понятно, золото и камешки, в самом деле, огромных денег стоят. Этого добра целый мешок, и все тоже аккуратно разложено и упаковано. Тут, пожалуй, даже миллионами пахнет. Может, кто-то из начальства прослышал об этом грузе, потому и десант бросили на перехват именно этих ценностей? Но — картины? В них-то все-таки какой толк за границей?
В других свертках были тщательно упакованы старинные вазы. Наверное, тоже дорогие, раз о них так беспокоились. Ну, впрочем, насчет «беспокоились», это как еще сказать. Кто же, какой ненормальный, перевозит хрупкие стеклянные и фарфоровые предметы на лошадях, да еще по горным тропам, но, самое главное, в военное время? Вот и результат: упавшая лошадь раздавила собой целый тюк ваз. Впрочем, если они действительно представляют собой сумасшедшую ценность, может, осколки еще склеить как-то смогут? Но это уж чужая забота.
И еще один тонкий, длиной чуть больше метра, сверток привлек внимание подполковника. Он небрежно разрезал скотч, разорвал, поддев концом ножа несколько слоев плотной бумаги и ткани, и увидев, как перед его глазами тускло блеснул, словно смазанный жиром, желтый металл, пожалел, что действовал так неосмотрительно. Надо было снимать упаковку аккуратно. А саму эту вещь даже и показывать-то кому-нибудь опасно. В свертке была шпага в ножнах. Не понимай подполковник, как человек военный, что перед ним, возможно, и ее отложил бы в сторону, как те же ювелирные изделия из явно ограбленного магазина, да и не одного. Но дело в том, что шпага была поистине уникальной. Это сразу оценил Ловков, много читавший в молодые годы об оружии. Золотой эфес — это и без пояснений понятно, крупные брильянты на рукояти, гарде и крестовине, кисть темляка с узором из таких же брильянтов, как-то по странному хищно сверкнувшая при свете фонаря в палатке… Знаменитое, уникальное, по сути, бесценное «золотое оружие», одно, конечно, из тех, которые император Петр Великий или императрица Екатерина Вторая вручали в качестве высшей награды своим прославленным фельдмаршалам! Век бы смотреть да любоваться!
Решение созрело не сразу, но оно было уже отчасти подготовлено всей предыдущей службой Андрея Дмитриевича. Он сообразил, куда нужно доставить это драгоценное оружие. Да и рассмотреть его потом поподробнее надо будет, в справочниках порыться, уточнить кое-что и, в первую очередь, конечно, попытаться найти фамилию владельца. Это серьезная, почти научная работа, и провести ее можно будет только в Москве. Значит, и разговоры сейчас об этой находке лишние.
Подполковник снова замотал тканями шпагу, сверху так же обмотал ее свернутыми прежде в рулон полотнами картин, и получился недлинный и, в общем-то, относительно не тяжелый сверток. Нести его самому вместе с другим военном снаряжением и не заостряя на нем внимания посторонних было несложно.
Быстро обследовав остальные свертки и не обнаружив там ничего нового — все те же художественные ценности: бронзовые статуэтки и вазы, вазы, к счастью, не разбитые, — он позвал капитана, чтобы сообщить, что свою часть работы он закончил. Кое-какие материалы, — он небрежно кивнул на свой сверток, — отобрал для срочной передачи их в Федеральную службу безопасности, пусть там специалисты разбираются. А вот с многочисленными ювелирными изделиями и художественными произведениями вероятно очень высокой стоимости, — иначе зачем же их тайно вывозили из республики, к тому же определенно похищенными из музеев, — пусть пограничники сами занимаются. Они знают, куда необходимо сдавать ценности, принадлежащие государству.
— Типичная контрабанда, — сказал Ловков, подводя итог. — Ни одна на свете таможня не пропустила бы, а тут — гуляй себе не хочу… Мы потом посмотрим с вами?
И добавил, как бы с юмором, что если при новой упаковке какие-то там часики или колечко для невесты покажутся приятными сюрпризами для бойцов, успешно завершивших весьма непростую операцию, то лично он, подполковник ФСБ Ловков, возражать не станет. Больше того, зажмурит глаза покрепче, чтобы ненароком не углядеть сияющих физиономий ребят.
— Много ли надо, капитан, человеку, чтоб он ощутил конкретную, а не просто на словах благодарность своего начальства, верно?
— Так точно, Андрей Дмитриевич, — засмеялся и капитан. — Так я им скажу, пусть они потом снова запакуют все это хозяйство получше, а мы с вами давайте пока пойдем перекусим маленько. И я вызову базу, чтоб за нами выслали борт… Не возражаете?
