— Нет, — сказал мистер Бикулла, — я давно его не видел.
Доктор Лессинг взглянул на одну из исписанных аккуратным почерком страниц, лежавших перед ним, и сказал:
— Это сновидение часто повторялось в возрасте примерно от семи до пятнадцати лет. И, насколько вы помните, с тех пор как двадцать три года назад умерла ваша мать, вы видели его лишь трижды, причем последний раз — десять лет назад. Да, я думаю, мы можем расценивать этот сон как единственный в своем роде, а не как типичное явление. И еще припомните, всегда ли он начинался одинаково, и не менялось ли место действия — этот завод или фабрика?
— Я карабкаюсь по лестнице, — принялся рассказывать мистер Бикулла, — к люку, ведущему на последний этаж какого-то высокого здания с тяжелыми допотопными механизмами. Передо мной огромное железное колесо, его внешняя часть отполирована до блеска, но мне не видно, на чем оно держится и для чего служит. Вот я вижу замершие шкивы, болтающиеся без надобности приводные ремни и свисающую с потолка паутину. Сам потолок частично взломан, а на верхний этаж, где еще больше механизмов, ведет винтовая лестница. Пол подо мной довольно прочный, но некоторые доски источены червями, и везде валяются железки и обрывки веревок. Я оглядываюсь вокруг, но не вижу, где здесь можно спрятаться.
Этажом ниже перешептываются какие-то люди. Ходят они очень тихо, но я знаю, что они там, и они внушают мне страх. Не теряя самообладания, но с нарастающим беспокойством ищу укрытие, чувствую — времени остается все меньше, а затем совершенно случайно задеваю какой-то рычаг и пускаю в ход механизм. Едва не попадаю под приводной ремень, неожиданно начавший со скрипом и треском двигаться. Несмотря на весь этот шум и гам, я слышу ругань снизу.
Теперь мое настроение меняется. Я не хочу прятаться, я хочу бежать. Я должен бежать! И в тот момент, когда я уже близок к отчаянию, я замечаю нечто такое, чего раньше не видел: выход.
— Вы не помните, — спросил доктор Лессинг, — как он выглядел?
— Узкая дверца под стрельчатой аркой, — выпалил мистер Бикулла, — английский перпендикулярный стиль. Дверь висела на двух миниатюрных причудливых петлях, а на пазухе свода красовался четырехлистник.
— И вы разглядели все это и сумели определить стиль? Вы говорите, вам было семь лет?
— Сон повторялся до пятнадцатилетнего возраста, а к тому времени я, конечно, успел ознакомиться с основными архитектурными стилями. Конечно, мои родители были далеки от идеала, но отсутствием вкуса не страдали. Мой отец коллекционировал русские иконы, и у него был Пикассо «голубого» периода.
— Да, конечно, — сказал доктор Лессинг, — приношу свои извинения. Не у всех моих пациентов такой широкий кругозор. Продолжайте, пожалуйста. Вы открыли дверь, и что же вы там увидели?
— Короткий коридор со стенами кремового цвета, на которых в позолоченных рамках висели акварели с изображением тропических цветов. Коридор вел к крохотной комнатке, где стояли диван в стиле ампир и несколько атласных стульев в синюю и белую полоску. Далее следовала анфилада комнат. Встречались дверные проемы и украшения в мавританском или арабском стиле. За одной комнатой следовала другая, на манер сказок «Тысячи и одной ночи», и некоторые из них были воплощением безвкусицы. В одном помещении был мраморный фонтан, а в другом… Вы когда-нибудь были в Ватикане?
— Нет, — ответил доктор Лессинг.
— В Ватикане, — продолжал мистер Бикулла, — есть залы, выдержанные в очень строгом стиле. В одном конце — трон, в другом — распятие, и больше ничего. Я оказался в таком зале. Я стоял на холодном мозаичном полу, мой страх перерос в панику, и я разразился рыданиями. Мои преследователи подходили все ближе и ближе, двери, одна за другой, захлопывались за ними, а впереди меня подкарауливали другие. Я их еще не видел, но знал, как они выглядят. У них были длинные ноги, а их головы… Вы знаете, что такое упла?
— Боюсь, что нет.
— Жители Индии называют так большие лепешки из коровьего навоза, которые служат топливом. Я был в отчаянии, но неожиданно мне удалось ускользнуть от «уплаголовых»: справа от себя я заметил другую дверь, а за ней — еще одну. Но воздух становится все тяжелее, в комнатах царил полумрак и спали какие-то люди.
В одной из комнат со спертым воздухом спал старик, старый как мир, я знал, что он скоро умрет. В другой храпел толстый торговец рыбой, а рядом с ним — жена. В третьей хрипло дышали две старые девы, тощие и озлобленные. В четвертой — девушка с глазками как у свиньи, толстенная и пышная. Я очень боялся их разбудить и на цыпочках вышел на площадку, с которой вниз вела лестница с белыми крашеными перилами. Теперь я чувствовал себя лучше, потому что лестница привела меня в теплую светлую комнату, надежное убежище. Но слишком поздно! Со всех сторон с протяжным скрипом открываются двери, и я понимаю, что окружен. «Уплаголовые» вот-вот схватят меня, спящие вскакивают с кроватей и взывают к моей матери, а я теряю сознание!
— Обморок был глубоким? — спросил доктор Лессинг.
— Это было похоже на смерть, — сказал мистер Бикулла. — После пробуждения я долго не мог поверить, что еще жив.
В кабинете становилось душно, доктор Лессинг поднялся и открыл окно. Мистер Бикулла, по старинке носивший носовой платок в левом рукаве, за наручными часами на золотом браслете, вынул его и промокнул лоб и щеки. Он тяжело дышал, будто после подъема в гору.
Доктор Лессинг, вдохнув свежий воздух, сказал:
— Вы в превосходной физической форме. Результаты всех анализов удовлетворительны.
— У меня очень крепкий организм, — согласился мистер Бикулла.
— Вы темпераментный человек? Пьете много?
— Нет. Очень мало, рюмку бренди по вечерам. И очень люблю ликеры. А вот это тоже очень вкусно. Попробуйте.
Мистер Бикулла достал из кармана бумажный пакетик, в котором остались две или три шоколадные конфеты с ликером.
— Французские, просто восхитительные, — сказал он и достал из пакетика одну конфету.
Поколебавшись немного, доктор Лессинг взял предложенную конфету и положил на стол.
— Может быть, попозже, — сказал он и стал обсуждать распорядок дня своего пациента. Затем, снова взглянув в свои записи, доктор спросил: — А вы не страдаете от неуверенности в себе? Как вы вообще себя чувствуете?
— На все сто, — сказал мистер Бикулла. — Я в прекрасной форме. Вот только немного разволновался, когда пересказывал вам свой сон, но теперь это прошло. Мне никогда не было так хорошо, как сейчас.
— Тогда давайте распрощаемся до следующего вторника. Не буду больше вас задерживать.
— И я вас тоже, — отозвался мистер Бикулла, с вежливым поклоном вставая с кушетки.
Он был на пять-шесть дюймов выше доктора и, улыбнувшись, обнажил ряд прекрасных зубов. У него были правильные и крупные черты лица, и его внешность портили только нездоровый цвет и шершавость кожи и желтоватые крапинки в глазах.
