Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
Другим тонким различием между ситуациями 1931 и 2006 годов являлось то, что среди новогвинейцев, к несчастью, стали встречаться люди с телосложением, похожим на американское: ожирелые, с “пивными” животами, нависающими над поясами. На фотографиях, сделанных за 75 лет до этого, нет ни единого человека с избыточным весом: все новогвинейцы были поджарыми и мускулистыми. Если бы можно было расспросить врачей, наблюдавших тех или иных пассажиров аэропорта, то, судя по современной статистике здравоохранения Новой Гвинеи, мы услышали бы о росте числа инсультов, заболеваемости диабетом, связанных с излишним весом, гипертонией, сердечно-сосудистыми заболеваниями и раком, неизвестным всего лишь одно поколение назад.
Еще одно различие между 1931 и 2006 годами заключалось бы в обстоятельстве, которое в современном мире воспринимается как нечто само собой разумеющееся: большинство людей, собравшихся в зале аэропорта, не были знакомы друг с другом и никогда раньше не встречались, но при этом между ними в настоящий момент не происходило никаких стычек. В 1931 году такое и представить себе было невозможно: тогда встречи с незнакомцами случались редко, они были опасными и часто кончались насилием. Да, в аэропорту присутствовали два полисмена — предположительно для поддержания порядка, — но на самом деле собравшиеся и без них сохраняли бы спокойствие: просто потому, что знали, что никто из незнакомцев на них не нападет и что они живут в обществе, где достаточно полицейских и солдат, готовых вмешаться в случае конфликта. В 1931 году полиции и правительственной власти не существовало.
Люди в аэропорту имели право лететь или добираться иным видом транспорта в Вапенаманду или любое другое место Папуа — Новой Гвинеи, не получая на это никакого особого разрешения. В современном западном мире мы воспринимаем свободу передвижения как само собой разумеющееся право, однако раньше подобная свобода была явлением исключительным. В 1931 году ни один новогвинеец, родившийся в Гороке, никогда не был в Вапенаманде, расположенной всего в 107 милях к западу; сама мысль о возможности проделать путь из Го-роки в Вапенаманду и не быть при этом убитым, как неизвестный чужак, на протяжении первых же десяти миль от Гороки, никому и в голову бы не пришла. Однако я только что преодолел 7000 миль от Лос-Анджелеса до Порт-Морсби — расстояние, в сотни раз большее, чем суммарный путь, который мог бы в течение всей жизни проделать от места своего рождения любой представитель традиционного сообщества новогвинейских горцев.
Подытоживая все эти различия между 1931 и 2006 годами, можно сказать, что за последние 75 лет население горных районов Новой Гвинеи пережило изменения, на которые у значительной части остального мира ушли тысячи лет. Для отдельных горцев изменения произошли еще быстрее: некоторые из моих друзей-новогвинейцев рассказывали мне, что всего за десять лет до нашего знакомства они еще изготавливали каменные топоры и участвовали в традиционных сражениях между племенами. Сегодня граждане индустриальных государств воспринимают как должное все фрагменты картины 2006 года, которые я описал: металлические изделия, письменность, технику, самолеты, полицию и правительство, ожирение, контакты с незнакомыми людьми без страха, гетерогенное население и так далее. Однако все эти черты современного общества сравнительно новы в масштабе истории человечества. На протяжении большей части тех 6,000,000 лет, что прошли с момента разделения эволюционных линий предков человека и предков шимпанзе, ни одно человеческое сообщество не обладало металлом и прочими признаками цивилизации. Эти приметы современности начали зарождаться в отдельных районах мира только в течение последних 11,000 лет.
Таким образом, Новая Гвинея[1] в некоторых отношениях является окном в мир, в котором человек обитал еще позавчера, если смотреть в масштабе всех 6,000,000 лет человеческой эволюции (подчеркиваю: в некоторых отношениях, поскольку, конечно, горные районы Новой Гвинеи в 1931 году уже не были нетронутым миром позавчерашнего дня). Все те перемены, которые произошли в горных районах за последние 75 лет, произошли и в других обществах по всему миру, но во многих случаях они произошли раньше и гораздо более постепенно, чем на Новой Гвинее. Постепенность, впрочем, тут относительна: даже в тех обществах, где изменения произошли раньше всего, время, в течение которого они происходили (11,000 лет), все же очень мало по сравнению с 6,000,000 лет истории человечества. В основном же человеческое общество претерпело глубочайшие перемены недавно и быстро.
Зачем изучать традиционные сообщества?
Почему нас так завораживают “традиционные” сообщества?[2] Отчасти из-за того, что они представляют большой человеческий интерес: в некоторых отношениях эти люди так похожи на нас и так нам понятны, но при этом в каких-то других отношениях они совсем на нас непохожи и понять их трудно. Когда я впервые оказался на Новой Гвинее в 1964 году в возрасте 26 лет, меня поразила экзотичность новогвинейцев: они выглядели не так, как американцы, говорили на других языках, одевались и вели себя иначе. Однако в течение последующих десятилетий, после многочисленных визитов на остров, длившихся от одного до пяти месяцев, после путешествий по различным частям Новой Гвинеи и по прилегающим островам, это преобладающее чувство экзотического сменялось чувством общности по мере того, как я лучше узнавал новогвинейцев. Мы вели долгие разговоры, смеялись одним и тем же шуткам, одинаково интересовались детьми и сексом, едой и спортом; сердились, пугались, горевали и волновались по одним и тем же поводам. Даже их языки следовали знакомым глобальным лингвистическим принципам: хотя первый новогвинейский язык, который я выучил (форе), никак не связан с индоевропейской семьей и потому его лексика была мне совершенно незнакома, в нем имеется сложная система спряжения глаголов, похожая на немецкую, двойные наречия, как в словенском, постпозиции, как в финском, и три наречия, обозначающих место (“здесь”, “там поблизости” и “там далеко”), как в латинском.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
