Самым талантливым из всех немецких командующих был фельдмаршал Эрих фон Манштейн.
Капитан Лиддел ГартРоль адвоката в судебном разбирательстве – в противовес политическим прениям – является, и должна являться, строго беспристрастной. Задача адвоката – представлять интересы своего клиента, а суда – выносить приговор. Адвокат не должен критиковать решения суда. И следовательно, если бы я считал суд над фон Манштейном действительно законным процессом, я бы не написал эту книгу.
Юридический процесс может быть определен как применение компетентным судом установленного закона к фактам, предоставленным в качестве доказательств. Суд над фон Манштейном задействовал применение закона, которого не существовало в отношении фактов, которые не были и не могли быть доказаны в соответствии с любой системой судебных доказательств, за исключением суда с никакими иными полномочиями, кроме как карательными. Фактически это был политический, а не юридический процесс. В его функции входило создание закона, а не его применение. Я считаю, что был создан очень плохой закон, из-за которого будет страдать человечество, и я также уверен, что на процессе этот закон продемонстрировал огромную несправедливость по отношению к отдельной личности.
Показательный процесс является политическим инструментом, который демократическое общество никогда не должно применять снова (все адвокаты-немцы главных нацистских преступников на Нюрнбергском процессе начинали с точно такого же возражения. – Пер.).
Эрих фон Левински, носивший имя фон Манштейн, был прусским офицером. Шестнадцать его ближайших предков по мужской линии, как из его собственной, так и из усыновившей его семьи Манштейн, служили старшими офицерами либо у германского кайзера, либо у русского царя. Более древние предки – рыцари Тевтонского ордена начиная с XIII в. По сути, фон Манштейн является типичным представителем древнейших чистокровных военных сословий.
Прусские офицеры принадлежали военной аристократии и демонстрировали высокий образец рыцарского поведения, что было неотъемлемым кодом чести воинов-монахов, от которых они вели свой род. К несчастью для Европы, при сложившихся исторических обстоятельствах XX в., ограниченная бескомпромиссность их кода чести оказалась довлеющей над его достоинствами.
В беседе фон Манштейн определил такие черты прусского характера, как простоту, верность и достоинство, и прусские офицеры в значительной мере обладали этими добродетелями. Они избегали всего показного и придерживались высокого стандарта семейной добродетели. Пьянство и распутство были крайне редки. Они служили главе государства, которому присягали, и не вмешивались в политику. В целом они соблюдали высокий стандарт воинской чести – одним словом, были «правильными». Однако одной правильности оказалось не достаточно. Код чести у них считался сугубо личным. Их заботило собственное поведение и поведение тех, за кого они несли ответственность, – своих семей и солдат. Поведение остальных их не касалось. У них не возникало даже искры нонконформизма, которая побудила бы их выявлять и истреблять зло, поскольку сами они были образцовыми конформистами. Они обладали лютеранской способностью разделять личную и общественную мораль. Прусские офицеры не любили и презирали нацистских выскочек, но единственная их реакция состояла в том, что они ограничились еще более строгим исполнением своих воинских обязанностей.
Фон Манштейн не относится к типичным пруссакам, ибо гений никогда не сможет быть типичным. Свою эмоциональность он скрывал под холодной внешностью, что не мешало ему вызывать преданность и у своего штаба, и у тех, кем он командовал. Он слишком умен и слишком несдержан, чтобы когда-либо стать прусским конформистом в полной мере. Он заслужил репутацию спорщика с вышестоящим начальством, что разрушило бы карьеру любого человека меньшей значимости. Он был единственным, кто осмелился сказать Гитлеру, что тому следует отказаться от командования войсками.
Эрих Левински, позже фон Манштейн, родился в 1887 г., будучи десятым ребенком своих родителей.[2] Фрау фон Манштейн (в девичестве фон Шперлинг), его тетя, была бездетной, и его мать согласилась отдать сестре своего ребенка на усыновление. Приемный отец, генерал фон Манштейн, в то время командовал дивизией. С самого детства Эриха фон Манштейна готовили в солдаты и в 1907 г. определили в 3-й гвардейский полк своего дяди, генерала фон Гинденбурга, позднее ставшего президентом Германского рейха. В 1920 г. Эрих женился на фрейлейн Ютте Сибилле фон Леш, дочери силезского землевладельца. На протяжении всего суда над мужем фрау Манштейн сидела на немецкой части галереи напротив скамьи подсудимых. Она призналась мне, что всегда чувствовала, как ее присутствие успокаивает мужа, когда тот подвергался сильнейшему давлению, и надеялась, что близкое присутствие любящей женщины прибавит ему сил. Она всегда была спокойна и благодарна за все, что мы смогли сделать для ее мужа, и все мы, заинтересованные в защите немцы и англичане, испытывали к ней самые теплые чувства. У Манштейнов были дочь и два сына. Старший в 1943 г. погиб в России, младший тогда еще учился в школе.
Фон Манштейн участвовал в войне 1914–1918 гг. в качестве младшего офицера, не имея даже возможности заслужить какую-то особую награду, зато приобрел опыт не только фронтовика, но и офицера Генерального штаба. После войны служил пограничником в Силезии, а позднее был призван в рейхсвер (вооруженные силы Германии в 1919–1935 гг. – Пер.) в период их формирования. В 1929 г. стал офицером Генерального штаба. Все эти годы он был преданным слугой республики, которой присягал на верность. Однако нельзя сказать, что он одобрял республику. У него имелись основания считать, что партии коррумпированы, а их разногласия идут вразрез с идеей немецкой прямоты и достоинства. Как и многие консерваторы-романтики, Манштейн верил в идеальную аристократию, которая будет руководить нацией в соответствии с пуританскими идеями чувства долга, которые управляли всей его собственной жизнью. Но если фон Манштейн не одобрял республику, то это не идет ни в какое сравнение с его осуждением нацистов. Ими руководил ефрейтор кайзеровской армии австрийского происхождения с примесью, насколько ему было известно, чешской – или бог знает какой еще – крови. Вели они себя буйно, шумно и неприлично. Что хуже всего, во время неудачного Мюнхенского путча им удалось убедить кадетов Мюнхенской академии забыть о своем долге. Фон Манштейн мог не одобрять республику, но вовлечение солдат в заговор против правительства, которому они присягали, позорило воинскую честь.
