Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Ми Ран прибегала, как только появлялась возможность ускользнуть из дому. Выйдя на улицу, она старательно вглядывалась в потемки, не видя своего друга, но ощущая его присутствие. Ей не было нужды прихорашиваться — к чему в темноте косметика? Иногда девушка шла на свидание в школьной форме: скромная ярко-синяя юбка чуть ниже колен и белая блузка — все из легко мнущегося синтетического материала. Ми Ран была так юна, что могла не беспокоиться о своей внешности.
Поначалу парень с девушкой шли молча, потом начинали перешептываться и лишь за городской чертой расслаблялись, позволяя себе говорить в полный голос. Пока оставалась хоть малейшая вероятность быть замеченными, они держались друг от друга на расстоянии вытянутой руки.
Сразу за городом дорога уходила в заросли деревьев, к горячим минеральным источникам. Когда-то здесь был популярный курорт: сюда, на термальные воды, температура которых достигала 55 °C, приезжали полные автобусы китайских туристов, жаждущих исцеления от всяческих артритов и диабетов. Но теперь курорт почти совсем опустел. У входа влюбленных встречал прямоугольник зеркального пруда, окруженный каменной стеной.
Тропинки петляли меж сосен, японских кленов и гинкго — любимых деревьев Ми Ран, по осени сбрасывающих свои горчично-жёлтые листья, которые по форме напоминают восточный веер. На соседних холмах деревья вырубили и пустили на растопку, но роща у горячих источников была так хороша, что у местных жителей не поднималась на нее рука.
Территория пришла в запустение: за деревьями никто не ухаживал, каменные скамьи потрескались, а брусчатка аллей скалилась дырами, как щербатый рот. К середине 1990-х все в Северной Корее обветшало, скособочилось и перестало работать. Что ж, страна знавала лучшие дни. Но по ночам упадок не так бросался в глаза. И в бассейне у горячего источника, мутном и забитом водорослями, по-прежнему отражались звезды.
Ночное небо в Северной Корее — незабываемое зрелище. Пожалуй, это единственное место в Северо-Восточной Азии, где любоваться звездами не мешает ни угольная пыль, ни песок пустыни Гоби, ни угарный газ, от которого задыхается весь континент. Когда-то северокорейские заводы вносили свою лепту в загрязнение атмосферы, но те времена давно прошли, и искусственный свет больше не затмевает блеска звезд.
Влюбленные шли в ночной темноте, шурша опавшей листвой гинкго. О чем они разговаривали? О семье, об учебе, о прочитанных книгах — неважно. Бесконечное очарование этих вечеров не зависело от темы беседы. Много лет спустя, когда я попросила Ми Ран рассказать о самых счастливых днях ее жизни, она вспомнила те ночные прогулки. Такого не увидишь на фотографиях со спутника. И кто бы ни разглядывал космические снимки — специалисты из ЦРУ или ученые из университетов, — все они смотрят на Северную Корею издалека, не задумываясь о том, что в этой черной дыре, в унылой темной стране, где миллионы людей умирают от голода, есть еще и любовь.
Когда я познакомились с Ми Ран, ей уже перевалило за тридцать и она шесть лет жила в Южной Корее. Я тогда готовила материал о северокорейских беженцах и попросила ее об интервью.
В 2004 году я возглавила представительство Los Angeles Times в Сеуле и должна была освещать события на всем Корейском полуострове. Писать о Южной Корее было легко. Мощная экономика (13-е место в мире), процветающая, пусть и не слишком упорядоченная демократия, весьма энергичные и предприимчивые пресс-службы… Правительственные чиновники здесь дают репортерам номер своего мобильного, и им можно звонить в любое время.
В Северной Корее все было по-другому. Связь страны с внешним миром практически ограничивалась нелепыми нападками на «гнусных американских империалистов» в новостях Центрального информационного агентства Кореи, прозванного Великим ругателем. Соединенные Штаты принимали участие в корейской кампании 1950–1953 годов (первом крупном вооруженном конфликте холодной войны) на стороне Южной Кореи, где до сих пор оставалось 40 000 американских военнослужащих. Для Северной Кореи война словно и не закончилась — так свежа была ненависть к врагу.
Американцев в Северную Корею пускали очень неохотно, а уж американских журналистов и подавно. Когда в 2005 году я наконец-то получила северокорейскую визу и приехала с коллегой в Пхеньян, нам в основном показывали монументы в честь великого вождя Ким Чен Ира и его покойного отца Ким Ир Сена. Нас неотлучно сопровождали двое тощих мужчин в темных костюмах, оба назвались распространенной фамилией Пак. (К иностранцам в Северной Корее всегда приставляют двух соглядатаев, которые должны присматривать еще и друг за другом, чтобы их невозможно было подкупить.) Объяснялись они напыщенным официозным языком. Фраза «спасибо нашему дорогому вождю Ким Чен Иру» звучала вновь и вновь. При разговоре сопровождающие старались не смотреть нам в глаза, и я спрашивала себя: «А верят ли они сами собственным словам? О чем на самом деле думают эти люди? Действительно ли искренне любят своего вождя? Хватает ли им еды? Что они делают, когда приходят домой после работы? Каково это — жить при тоталитарном режиме?»
Было очевидно, что ответы на мои вопросы следует искать за пределами Северной Кореи, и я решила поговорить с людьми, которые покинули эту страну.
В 2004 году Ми Ран жила в Сувоне — ярком суматошном городе, расположенном в тридцати с лишним километрах к югу от Сеула. Там находятся головной офис фирмы Samsung и несколько производственных комплексов, выпускающих привычные нам южнокорейские товары — мониторы, CD-дисководы, флешки, цифровые телевизоры. (По статистике, разрыв между экономиками Северной и Южной Кореи вчетверо больше аналогичного показателя для Восточной и Западной Германии перед их объединением в 1990 году.)
Сувон — многолюдный город, пестрый и шумный от обилия спорящих друг с другом цветов и звуков. Как и большинство южнокорейских населенных пунктов, он застроен уродливыми бетонными коробками с кричащей наружной рекламой. Многоэтажные жилые дома раскинулись на многие километры вокруг тесного делового центра, изобилующего заведениями быстрого питания: интернациональными монстрами типа Dunkin’ Donuts и Pizza Hut, а также их корейскими аналогами. На задворках прячутся отели с названиями вроде «Эрос» или «Сад любви», где номера сдаются почасово. Тысячи автомобилей «хёндай» (еще один плод экономического чуда) стоят в привычных пробках, пытаясь пробраться от торговых центров к дому. Чтобы избежать этих вечных заторов, в Сеуле я села на поезд и через полчаса езды оказалась в Сувоне. Там поймала такси, которое медленно поползло к одному из немногих спокойных мест в городе — гриль-бару напротив крепости XVIII века.
Ми Ран я заметила не сразу: она была совсем не похожа на других северян, с которыми мне приходилось встречаться. В то время в Южной Корее жило около шести тысяч беженцев с Севера. Как правило, им непросто было адаптироваться в новом мире, о чем свидетельствовали, скажем, слишком короткие юбки или бирки, не срезанные с одежды. Однако Ми Ран внешне не отличалась от южнокорейских женщин. На ней были элегантный коричневый свитер и трикотажные брюки в тон. Ми Ран показалась мне скромницей (правда, впоследствии, как это нередко случается, первое впечатление оказалось ошибочным). Волосы у нее были забраны назад и аккуратно заколоты. Выглядела она безупречно — если не считать нескольких прыщиков на подбородке да талии, чуть округлившейся от беременности. Годом раньше она вышла замуж за южнокорейца, служащего в армии вольнонаемным, и вот теперь они ждали первенца.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
