– Ну вот, последний контейнер, а вы волновались, – подходя к ней, сказал Гущин.
– Я не волновалась, – возразила сотрудница. – Просто в прошлый раз отправили железной дорогой, так половину растащили! Приходится за всем следить. А где командир? – Она огляделась и повторила более настойчиво: – Командир где?
– Вон он, – кивнул Гущин на вывернувшего из-за самолета подполковника.
Тот не спеша, вразвалочку, двинулся к ним. Подходя, он спокойно бросил:
– Не надо кричать, мадам! Никуда не денутся ваши коробки!
Сотрудница фонда попыталась противостоять столь небрежному отношению и отчеканила:
– Я вам не мадам, а это не коробки. Это одежда, продукты и лекарства для пострадавших от наводнения. Игрушки в детский дом! – Она, словно пытаясь донести до командира всю важность контролируемого ею мероприятия, посмотрела ему в лицо и тихо добавила: – Вы знаете, с каким трудом это по всей области собирали? Там у людей все пропало…
Отвернувшись, она стала, двигая ручкой в воздухе, пересчитывать контейнеры, оставшиеся непогруженными. Гущин, желая ее подбодрить, произнес, показывая в небо:
– Не волнуйтесь. Там никто ничего не растащит.
– Хорошо бы, – вздохнула женщина. – Ваш начальник сказал, что сам полетит и за всем проследит.
Это было неожиданное заявление. Гущин с командиром переглянулись.
– Сокол, сам? – недоверчиво спросил командир.
Сотрудница фонда не успела ответить: в чрево самолета один за другим въехали три огромных джипа, перевязанные нарядными лентами.
– А это что такое? Тоже помощь пострадавшим? – с иронией спросил командир.
К ним подходил щеголеватый мужчина средних лет, с гладким, лоснящимся лицом, державшийся очень самоуверенно. При его появлении Гущин и командир синхронно отдали честь.
Это был Сокол, командир части. Своей громкой фамилии он не слишком-то соответствовал, поскольку пилот был не ахти какой, а до высокого чина дослужился лишь благодаря умению заводить нужные связи и вовремя подмазаться к вышестоящему начальству. В части Сокола не любили: он привык повелевать подчиненными, разговаривал свысока, умел пустить пыль в глаза начальству и всегда числился на хорошем счету, несмотря на то что во время службы имел привычку приложиться к коньячку и основную работу переложить на других. Что странно – летать Сокол не любил, это замечали многие. Было непонятно, для чего он при этом пошел в авиацию. Но тот, кто был знаком с его карьерой, весьма успешной для его возраста, догадывались, что ради нее и пошел. А еще Сокол обладал талантом уходить от ответственности, ловко перекладывая ее на других. И участи того, кого он решал избрать козлом отпущения, можно было только посочувствовать. На чужие нужды и проблемы Соколу всегда было плевать, и тем более странным выглядело его желание лично сопровождать контейнеры с гуманитарной помощью. Оно могло объясняться только личной заинтересованностью командира части.
– Вольно. Здрасьте, барышня, – с налетом фамильярности обратился Сокол к сотруднице фонда.
– Простите, а что это? – удивленно поинтересовалась та, кивнув в сторону джипов.
Сокол ответил вальяжно:
– Это не по вашей части. Это подарок. У одного хорошего человека дочка замуж выходит.
– У какого еще человека? – попробовала возмутиться женщина.
Сокол, посмеиваясь, ответил:
– Там такой человек – у-у-у! – сложил он губы трубочкой для наглядности. – Все вопросы решает.
– Но у нас же гуманитарная помощь… – в замешательстве напомнила сотрудница фонда.
Сокол мгновенно показал, кто здесь главный, и прикрикнул:
– Так, женщина! Вы тут голос не повышайте! Я же обещал, что ваш хлам доставлю. Так что спасибо скажите, – пренебрежительно бросил он и, хлопнув по плечу своего солдата Федосеева, добавил: – Правильно?
Федосеев, зная, что Соколу лучше не перечить, с готовностью кивнул.
– Вот так, – удовлетворенно подвел итог тот.
– Спасибо, – сухо произнесла женщина и, развернувшись, пошла прочь.
По ее натянутой, как струна, фигуре, было видно, что пренебрежительное отношение Сокола ее очень разозлило.
Сокол развел руками и спросил:
– Вот как с ними работать?
Ни Гущин, ни командир ничего не ответили, сочтя вопрос риторическим. Сокол достал из кармана плоскую фляжку и отхлебнул из нее.
– С джипами – вес большой, – заметил Гущин.
– Вес в пределах нормы, – обнадеживающе заявил Сокол и распорядился: – Все, на взлет! И чтоб эти жеребцы к завтрашнему утру сияли под окнами молодоженов, как сапог на параде! Задача ясна? – строго спросил он Гущина и командира.
– Так точно, – ответил командир, который на своем веку не раз убеждался, что спорить с начальством – себе дороже, и вслед за Соколом отправился в трюм грузового самолета.
Гущин уже собирался последовать их примеру, как вдруг почувствовал, что сзади его кто-то дергает за рукав. Обернувшись, он увидел женщину из фонда помощи пострадавшим. Она просительно смотрела на него и протягивала какую-то коробку. Волнуясь, она проговорила:
– Пожалуйста, передайте. Там в детдоме пацан один, Пашка… Он очень ждет. Встречающие знают.
Гущин протянул руку и взял коробку. Это был яркий, красочный конструктор «Лего».
– Не переживайте, передам, – пообещал он.
– Спасибо. – Женщина поспешила отойти.
Гущин забрался в самолет. Тот быстро разбежался по взлетной полосе и взмыл в небо.
* * *
Полет выдался крайне неудачным. Ночь, гроза… Худших условий трудно было представить. За окнами кабины то и дело вспыхивали молнии, отблески электрических разрядов синими корявыми змейками разбегались по стеклу. Самолет трясло и швыряло то вверх, то вниз. Гущин крепко держал руль, зубы его были плотно сжаты. Он понимал, что они попали в серьезную передрягу, из которой предстоит выбираться.
В трюме, покачиваясь, сидели сопровождающие груз солдатики – бледные, с изможденными лицами. Когда самолет подбрасывало, они хватались руками за гладкие стены, пытаясь удержать равновесие. Многих тошнило, они держались из последних сил, глядя на контейнеры и коробки с грузом. Их закрепили крепко, но сейчас это плохо помогало: груз также постоянно трясло, вот-вот готовы были ослабнуть узлы и разойтись прочные веревки. Кое-как солдаты поддерживали контейнеры, начинавшие крениться на сторону. В следующий миг самолет будто нырнул в глубокую яму. Один из солдатиков не сдержался, его стошнило прямо на пол… Его спутники дрожащими руками пытались закрепить узлы, привести в надежное положение контейнеры, но силы были на исходе.
В кабине самолета Гущин и командир, не менее усталые и измученные, боролись с непрекращающейся грозой, пытаясь выровнять самолет. Пот стекал по их лицам, попадал в глаза, которые сразу начинало едко щипать. Напряженные руки пилотов крепко сжимали рукоятки приборов, периодически переключая их в нужное положение.
