Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
– Доброе утро, мама, – я посмотрела в ее сине-черно-белую полосатую спину. Свитер она надела отцовский. Но на ней он кажется совершенно другой, незнакомой вещью.
– Доброе утро, – ответила мама своим ровным и тихим голосом. – Есть, как всегда, не будешь?
Ха! Я бы не стала, несмотря даже на трудные времена, когда другие каждому кусочку радуются. А я, такая неблагодарная, нашего изобилия не ценю. Слова эти, впрочем, не мамины, а бабушкины. Мама до объяснений со мной не снисходит. Но пока совсем отказаться от завтрака я не могу. Вот что я могу и делаю каждое утро, так это достаю отцовскую чашку. Два года назад папин приятель и поклонник подарил всем нам на Рождество керамические чашки, большие, толстые, с нашими именами и очень смешными и похожими портретами. Я наливаю кофе в свою чашку и в отцовскую, кладу сахар.
Мама не смотрит, но знает, что я делаю. И она осуждает. Не знаю, из-за чего больше: что я опять придумываю всякий вздор, или что зря перевожу дорогие и дефицитные продукты. Бедности она боится, голода! Боится, что денег не хватит! Но уж на чашку кофе отец-то заработал. Вообще весь дом и все, что есть в этом доме, – его! Все наши банковские счета, кредитки и вклады, которые и сейчас регулярно пополняются, причем не валютой государственного банка Североморской Республики, что обесценивается быстрее, чем успеваешь потратить, а долларами и евро, – тоже его! А мама все равно боится.
Воды ей тоже жалко. С водопроводом постоянные проблемы. Но нам повезло: в подвале соседней трехэтажки есть труба с краником, из которой можно набрать вполне чистой, водопроводной. Раз в три дня мы с Александром с утра пораньше запасаем, сколько можно. Занятие это не слишком приятное: сперва надо сунуть в лапу «хозяину» краника, потом тащиться с ведрами через двор – и на десятый этаж, лифт с сентября не работает. У Александра все получается легко и просто, я же вечно обливаю себе ноги, а на морозе мокрые брюки противно дубеют. К тому же и установочка эта водоотводная – явно самопал. Городские власти, введшие режим строжайшего учета и экономии, узнают – по головке не погладят. Но зато у нас нет проблем с водой. Да и мыться можно было бы дома, если бы не холод.
Холод… Но на кухне от плиты тепло, от оранжевого света и запаха кофе уютно. Я беру свою дымящуюся чашку, стенки которой уже прогрелись и приятно обжигают ладони. Я кручу чашку в руках, греюсь. Потом отхлебываю. Тепло вливается вместе со смутной утренней надеждой, что все еще будет по-другому. Рядом дымит папина чашка. Когда я уйду, мама выльет кофе в раковину, вымоет ее и уберет на полку. А завтра все повторится. Конечно, я знаю, что отец не придет – ни сегодня, ни завтра, никогда. И все-таки, все-таки так – неправильно! Ведь его тела не нашли тогда, в июле. Вот чашку Дина я никогда не достаю…
Вошел Александр, веселый, напевающий какую-то белиберду, в джинсах и без майки:
– Привет, сестренка! Ого, картошечка!
Александр – не я, у него всегда аппетит есть.
– С ума сошел? Раздетый по морозу ходишь?
– Ну, сестренка, кому как! Потрогай, я горячий.
Я дотронулась до его локтя: и правда, горячий. Александр, смешно поджимая ногу, начал причесываться, глядя на себя в блестящий бок электрического чайника. Волосы у него, как и мои – светло-русые, чуть вьющиеся. Только я стригусь коротко, а он вдруг ни с того ни с сего взялся отращивать.
– Что ты делаешь, а? – рассердилась мама. – Мало того, что помыться нормально нельзя, а ты еще патлы отпустил и чешешь их над едой!
– Мамулечка, не сердись, – Александр крутанулся на босой пятке (и как он может ходить по обледенелой квартире босым?) и поцеловал маму не то в щеку, не то в маленькое розовое ухо. Мама, не оборачиваясь, отмахнулась. Вообще-то на Александра она по-настоящему никогда не сердится, хотя ругает его часто. Меня вот не ругает вообще. Она за него боится. Через два месяца ему исполнится восемнадцать, и хотя гимназию он заканчивает только летом, но его вполне могут мобилизовать в армию или на строительство укреплений. Если обстановка не изменится к лучшему и с Города не снимут блокаду. Пока меняется только к худшему.
– Новости небось уже послушал? – спросила мама.
Александр вовсю уплетал картошку и, прожевав, отозвался:
– Включил компьютер, раз уж электричество. Попробовал залезть в интернет – и, представляете, работает! Впервые за десять дней. В общем, ночь прошла спокойно. Эпизодические перестрелки со стороны Прибрежного района и с Круглого холма, где пригород «Химический завод». Жертв, говорят, нет. Зато в Лесном «Бета-банк» грабанули, триста тысяч евро, не слабо, правда? Два охранника кирдык, третий в тяжелом состоянии. Но это за серьезное происшествие не считается. День объявлен спокойным, так что пойдет сегодня дорогая Марточка писать контрольную по алгебре, получит три по десятибалльной системе у господина Золиса, который с радостью впаяет ей «неуд» за первое полугодие.
Я со злостью поставила пустую чашку на стол. Злилась я не на Александра, он всегда такой, а на молодого и безжалостного математика Золиса, который ко всему прочему терпеть меня не может. Вот кого надо бы мобилизовать для защиты Отечества от кровожадных русских, а не отдавать ему на растерзание малолетних гимназистов. Но у него, видите ли, очень плохое зрение.
– Это правда? По поводу двойки в полугодии, – мама холодно посмотрела на меня. Она так и не привыкла к новой десятибалльной системе оценок, а потому переводит все на понятный для себя курс. В общем-то, она права. «Пара» – она и есть «пара», как ни назови ее очередной школьный реформатор. Я погрозила Александру кулаком, а маме сказала:
– Никакой «двойки» не будет. Контрольную напишу на семь, минимум на шесть – и все уладится. А ты, Александр, в лучшем случае – сплетник, в худшем – доносчик.
Александр вдруг вскинул на меня такие же жесткие и холодные глаза, как мгновение назад мама, но тут же ослабил в себе какую-то струну и вновь заговорил с усмешкой:
– Кстати, есть и хорошая новость. Сегодня Евросоюз доставляет в Город гуманитарную помощь.
– Ага! А ты без нее с голоду, ясное дело, помираешь. Жареной картошкой и хлебом с маслом с утра пораньше давишься.
– И никакой благодарности в тебе, сестренка! Это же рождественские подарки нашему многострадальному народу от дружественной Европы.
– Не ерничай! – на сей раз мама, кажется, разозлилась всерьез. – По крайней мере, сегодня будет спокойно.
– Это почему?
– Русские не дураки подвергать Город артобстрелу при европейцах. Последней поддержки лишатся.
– Ох уж, – хмыкнул Александр. – Будто сейчас у них есть эта поддержка. Даже Москва официально отмежевалась от… как это? Ах да, «насильственных действий сепаратистов, приводящих к гибели и страданиям гражданского населения Города, хотя они и спровоцированы крайне националистической и дискриминационной политикой властей Республики».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
